Валютчики - страница 22

— Если предложат оружие, засунут сверток в мусорный бак — сообщу не мешкая, — угнул я подбородок. — Но закладывать алкашей, укравших колечко, профессиональных воров не буду. Алкашу все равно, лишь бы выпить. Воры сознательно идут на преступление. Тех и других уже не исправишь. Да и ясно как Божий день, кто нашептал.

— Он не пытается вникнуть в суть предложения, — сделал вывод Три Колодца.

— Неправда, — жестко посмотрел я на него. — Но я родился в лагере. Значит, родителей заложили. А вы из меня хотите слепить шестерку. Не много ли для одного человека?

— Родители пострадали по политической статье, — вмешался второй помощник. — А здесь обычная уголовщина. Разница есть?

— Иди работай.

За порогом ментовки, было еще светло. Но базарное толковище опустело. Не светила фонарем возле закрытого ларька пылающая морда Красномырдина. Хозяин отстегнул процент, отпустил до завтрашнего утра. Пора домой и самому.

Через неделю подселили еще напарника, на базаре новенького. Тот сообразил, что в центре народу больше. Быстро свалил. Опять я банковал перстом, вызывая зубовный скрежет непродажных коллег, не решавшихся задерживаться позже четырех вечера. Очко играло как неоновый персик на фасаде фруктового магазина на Садовой. Сексуальными сужениями с расширениями тот вызывал приятные чувства. Однажды подвалил коллега по работе в областной молодежной газете. Поседевший, подогретый, он вернулся из командировки в Чечню. Показал фотографии, где стоял с командующим округом, командующим чеченской группировкой российских войск. В окружении боевых ребят с АКСом на груди.

— Разговор глухонемых, — рассказывал товарищ о чеченцах. — Оставить в покое, пусть исторически развиваются сами.

— Бесполезно, — сказал я. — Цивилизованные нации должны помогать отсталым народам подниматься по лестнице прогресса. Хотя сомнительно, чтобы это приносило плоды.

— Они старше нас, — загорячился друг. — Когда про славян упомянули, когда про них.

— Негры вообще первые жители Земли, — хохотнул я. — Американской нации четыреста лет, а Ирак кичится тем, что народу его шесть с половиной тысяч. Разницу не увидит лишь слепой. Если бы греки с римлянами сумели изменить менталитет, они до сих пор находились бы во главе всех народов.

Я слышал разговоры, что чеченцы закрытая нация. Большое племя, живущее семьями-тейпами, никого не впускающее и не выпускающее за ритуальный круг, совершаемый при природных или человеческих катаклизмах. Стал посещать выставки фотографов, снимавших лица обыкновенных людей в республике. И заметил отличное от привычного выражение глаз. Особенно детских. Они были чужими. Инородными.

— Через неделю опять в Чечню, — протянул руку Юрчик. — Бабки нужны, семью кормить. Хотя… скучно здесь без тонкой музыки пуль в кристально чистых сферах.

Я понимал. Скучно и противно жить в холопском мирке, вьющим нервы в гнилые веревки. Человеку с войны кажется, от гражданских мужчин и женщин тянет не домашним уютом, а распахнутым туалетом. Лишь малыши обращают внимание открытым выражением лиц. Остальное ложь.

Проводив коллегу, цепким взглядом взялся отыскивать клиентов. Думал, что профессионализм присутствует в любом деле, только не здесь. Оказывается, тут как раз и нужен. Стала понятной работа сыщиков. Толпа неоднородна, она разумная часть Природы, которая многогранна. За мыслями захватил горец с белокурой подружкой. После неприятных рассуждений о Кавказе, иметь дело с его представителем не хотелось. Но на все воля Божья.

— Баксы берешь? — грубо спросил абориген горных массивов. — По сколько?

— Новые, с большим портретом, по шесть. Старые, до обмена, по пять шестьдесят.

— Старые что, не доллары? — Джигит вытащил из кармана сотку, в которую не раз сморкались. Девушка отодвинулась. — Девяностый год, с полосой.

— Когда горцы приходят покупать у нас баксы, то требуют новые, — не притрагиваясь к купюре, настроился объяснять я. — Когда сдают старые, требуют как за новые. Забывают, что здесь не богатая Америка, которой и кавказские фальшаки за милую душу.

— При чем здесь Кавказ?

— Из Европы поддельных не видел.

— Я обманул? — забуравил зрачками джигит. — Ты сотку не посмотрел.