Вампиры. Нашествие на Лондон - страница 11

— La rosa de la sangre, — сказал он, и даже ничтожных познаний Бена в испанском хватило, чтобы понять значение этой фразы: «Кровавая роза».

— Тебе знакомо это растение? — спросил он.

Мигель пожал плечами:

— Si. Сорняк. Много везде. — Он приблизился к стене из роз и внимательно присмотрелся к ней. — Но так много никогда еще не видеть.

Повернувшись, он зашагал обратно к лагерю. Бен, устыженный тем, что по его вине отряд остался без обеда, пошел следом.

Не прошло и часа, как охотники вернулись в лагерь. Послушав их рассказ, сэр Дональд страшно заинтересовался.

— Ты говоришь, целая стена роз? — спросил он. — Плотно растущих?

— Да, сэр, как в сказке о спящей красавице, — ответил Бен.

Глаза сэра Дональда вспыхнули огнем.

— Это же идеальная защита от хищников! Кто знает, что за этой стеной может обнаружиться? Возможно, совершенно новая экосистема!

Обед решили отложить. Сэр Дональд взял десяток носильщиков с мачете, и Мигель с Беном повели отряд к стене роз.

Под руководством Мигеля в стене из кровавых роз начали прорубать проход.

Сэр Дональд ободряюще хлопал туземца по спине и приговаривал:

— Эх, Мигель! Ты только подумай, какой ценный вклад в науку мы можем сделать!

Выражение лица Мигеля не оставляло сомнений в том, что он предпочел бы видеть съедобные плоды этой самой науки, но вслух ничего не сказал.

Вскоре в десятифутовой стене кровавых роз появился проход, в который спокойно мог пройти человек. Один из носильщиков последний раз взмахнул мачете, и оно ударилось о камень. Убрав остатки кустов, мужчина что-то выкрикнул по-испански и отступил в сторону, давая сэру Дональду посмотреть.

Биолог подался вперед и внимательно всмотрелся в обнажившийся камень. Бен с замиранием сердца заглянул ему через плечо и отшатнулся: на него смотрела чья-то выточенная из камня ощерившаяся физиономия.

— Святой Георгий! — воскликнул сэр Дональд. — Мигель, срочно пошли кого-нибудь за сеньором Коулом и сеньором Шервудом. Скорее!

К тому времени, когда прибыли ученые, носильщики расчистили участок стены примерно в десять квадратных футов. Весь он был покрыт характерными знаками майя: выпуклыми изображениями голов, рук, ног и каких-то непонятных предметов. Они были сгруппированы по два и по три, а группы выстроены в строки, напоминающие сетку.

В другом месте носильщики открыли большое остроконечное каменное ухо, очевидно, часть более крупной, нежели все другие, каменной фигуры. Вскоре была обнажена макушка и второе ухо, потом — два больших глаза со свирепым взглядом. Бен уже понял, что каменная фигура изображает голову большой летучей мыши, достигавшей в высоту пяти футов.

Гаррисон Коул смотрел на каменное изваяние в благоговейном изумлении.

— Поразительно! — проговорил он. — Что это такое? Храм?

— Возможно… — Дядя Эдвин ощупал камень. — Но это не построено, а вырублено из цельного куска скалы, скорее всего, известняковой.

— Но кто же мог такое изваять, — недоуменно рассуждал Гаррисон. — И для чего…

Бен слушал взрослых и испытывал облегчение: все были слишком увлечены находкой, чтобы припомнить ему упущенного оленя. Здорово!

Отец вытащил блокнот и стал срисовывать иероглифическую надпись, а дядя Эдвин осматривал каменное изваяние со всех сторон и пытался отыскать ответ на вопрос, что же это такое. Вдруг со стороны носильщиков донесся крик: они отыскали пасть летучей мыши.

И эта пасть не была искусственно выдолбленной, а являла собой естественное отверстие в скале. Летучая мышь свирепо взирала на исследователей, а ее округлая пасть зияла темным провалом.

Эдвин наклонился вперед и ощупал края отверстия.

— Я бы сказал, что это естественная пещера с закругленными стенами и сводом, — объявил он. — Под землей она может соединяться с большой системой пещер. Здесь весь полуостров изрыт полостями. Очевидно, древние майя вырезали голову вокруг отверстия. Я уверен, что тут наличествует какой-то религиозный смысл.

— А что, разве бог майя — летучая мышь? — спросил Бен.

Эдвин Шервуд широко улыбнулся:

— А как же! И этого бога звали…

— Камазотц!

Это слово слетело с уст дяди Эдвина и Мигеля одновременно, только у Мигеля оно прозвучало с оттенком отвращения.