Ваниль - страница 4

Я знала, какие оскорбления приняты у жителей Зебиба и их обычный гнев. Я обошла отца и направилась во дворик. Старшая из дочерей плакала навзрыд.

— Что произошло? — спросила я у Ашаман.

— У Лейлы не пошла кровь…

— Она была девственницей, ради Бога!

— И теперь все в этом сомневаются.

— Тарек, должно быть, плохо взялся за дело. Еще один девственник, вот и все!

— Я ничего об этом не знаю. Кроме того, что новые родственники моей сестры прогнали ее ударами туфель.

Нет нужды описывать сцену, обычную для Зебиба. Лейле пришлось вернуться домой, с приданым, нагруженным на четыре добрых руки, без единого сочувственного взгляда или возгласа. Исчезли песни, всадники и ружейные выстрелы. Осталась только луна, безмолвный свидетель в багряном зареве, и стыд.

— Заходи, — сказала Ашаман, проведя меня в одну из трех комнат, из которых состоял их дом.

Я села напротив Лейлы. Девушка, еще не отойдя от шока, казалось, не осознавала, что происходит вокруг нее. Блуждая взглядом, она повторяла:

— Я… ничего не сделала… Это не я! Крики, крики… Ругань. Они были в ярости. Все за дверью…

Я взяла ее руку. Она продолжала, не замечая моего присутствия:

— Простыня, простыня! Все время одно и то же слово. Он говорил — идет, идет. Но, во имя Бога! Нужно попробовать еще. Мы попробовали… Они кричали: придите за вашей дочерью… С ней не все ладно… Грязная шлюха, что ты сделала с моим братом… Они сказали…

— Лейла, успокойся. Не волнуйся.

Я попросила капельку померанцевого настоя и заставила Лейлу его выпить.

Она повторила, на этот раз тише:

— Я не понимаю. Я никогда не подходила к мужчине, тетя. Я правильная.

— Никто не винит тебя, моя дорогая. Опиши мне, как это произошло.

— Я последовала всем вашим советам. Я подготовилась, прежде чем он вошел. Я положила белое белье между ягодицами для крови. Он попросил меня лечь, и я легла. Я услышала, как он читает аяты Корана. Он дал мне три миндальных пирожных. Он положил две подушки мне под поясницу и лег на меня. Я слышала, как поют девушки, а парни стучат в дверь.

Она умолкла, погрузившись в еще свежие воспоминания.

— Продолжай.

— Тарек напрасно…

Она покраснела.

— Не стыдись, девочка моя, теперь, познав мужчину, ты можешь спокойно говорить об этих вещах.

— Он напрасно ласкал меня, ничего не происходило. Он сказал: «Нужно, чтобы они прекратили шуметь за дверью». А я думала только о белой простыне, на которой должно остаться алое пятно — доказательство моей девственности. Часом позже все еще ничего не происходило, его член увял, и я его больше не чувствовала. Он сказал: «Я не понимаю, что с тобой такое?» Я не ответила, не зная, что сказать. Затем он закричал: «Вот! Идет! Я снова становлюсь мужчиной!» Он поднялся на меня и начал снова. Я была измотана, он искал дорогу уже три часа, и я захотела его оттолкнуть. Он разозлился и сказал, что это я его сглазила, и если я отказываюсь, значит, мне есть в чем себя упрекнуть…

— И что ты осквернила себя с другим… известная песня.

Лейла закрыла лицо руками и заплакала:

— «Будь проклята вся твоя семья!» Только это я слышала от его сестер, которые толкали меня к двери.

— А твой муж?

— Он пытался меня защитить. Они ответили, что это женское дело. Маленькие кричали вместе с большими: «Оставь ее, это шлюха, она не девственница!»

— Успокой меня, — потребовала Ашаман, садясь на колени перед своей сестрой. — Ты никогда не знала…

— Как бы я это сделала, никогда не покидая дома? Ты это знаешь! — оборвала молодая супруга, вымещая злость на бедрах, расцарапав их до крови.

Я смотрела, как Ашаман взяла руки Лейлы в свои, думая о своей собственной брачной ночи. Со старым Садеком, под которого меня положили осенней ночью, а я даже по-настоящему не знала, кто он. Такой вот брак-сюрприз. Я слишком много бегала по полям и не слушала женских советов. Мне хотелось дернуть бородку этого Садека, просто чтобы посмеяться. Но он достал свой член. И мне пришлось бороться. Так сильно и удачно, что его мать держала меня и закрыла мне рот руками, чтобы позволить ему покрыть меня, как это делают животные, но с меньшей нежностью.

Я наблюдала за лицом Лейлы. Идеальный овал, глаза газели и шелковая кожа. Однако я сомневалась, что девушка сознавала свою красоту. Могло ли быть иначе у крестьян, скупых на комплименты, как их диалект на нежные слова!