Варенька - страница 30
Капитолина Николаевна сразу перешла от обороны к наступлению.
— Вот видите! — торжествующе воскликнула она. — То же самое и я говорю: может, а не хочет! А все характер. Слова не скажи. Была б она родная, так я как-нибудь нашла бы… как с ней договориться, — она выразительно потрясла в воздухе ладонью с широко растопыренными пальцами, — и никто бы мне слова не сказал. А тут ведь такого наговорят, что потом век не оправдаешься.
— А не написать ли нам матери?
— Пишу! — Чтобы придать своим словам большую убедительность, Капитолина Николаевна плотно прижала ладонь к своей груди. — Очень часто пишу. Но мать там, а дочка здесь.
— Вы можете дать мне адрес?
— Пожалуйста. — Амелина собралась продиктовать то, что от нее требовалось, но потом взяла с этажерки использованный конверт и подала его. — Вот здесь внизу ее обратный адрес.
Провожая гостью, она огорченно вздыхала:
— Очень трудный ребенок. Спасибо, что зашли…
Но, закрыв за Анастасией Михайловной дверь, Амелина раздраженно стиснула зубы:
— Черт знает, что это такое! Все лезут. Соседи, школа, теперь, видите ли… общественность! «Я немного знакома с вашей племянницей», — передразнила она свою недавнюю собеседницу и гневно сжала кулаки: — Какое им всем дело до этой дрянной девчонки?
Она быстро вошла в комнату, остановилась посередине и, грозно подбоченясь, прошипела:
— Ну, пусть она придет, сегодня я с нею поговорю по-своему…
На полное тревоги письмо Анастасии Михайловны, которое она написала в тот же день, когда получила адрес, Екатерина Ивановна не ответила.
Не ответила она и Нине Алексеевне.
Но Амелиной она написала:
«Пожалуйста, Линок, очень тебя прошу, сделай все, что нужно, для того, чтобы мне больше не писали доносов. Я очень боюсь, чтобы письма не попали Геннадию Ксенофонтовичу. Он очень мнителен и будет недоволен. Посылаю двести рублей, через пятнадцать дней вышлю еще…»
Прочитав письмо, Капитолина Николаевна довольно усмехнулась:
— Ну что ж, нет худа без добра. Двести рублей тоже деньги…
А Варенька училась все хуже и хуже.
От какой бы то ни было помощи она продолжала категорически отказываться:
— Сама справлюсь…
Перестала разговаривать с Люсей, начала дичиться подруг, из-за пустяка поссорилась с Ниной и ушла от нее на заднюю парту. Девочка замкнулась в себе. Любое проявление сочувствия ее раздражало.
На Капитолину Николаевну не жаловалась.
«Ну что с того, если я скажу? — рассуждала она. — Ну, вызовут ее, поговорят. А потом она будет кричать на меня. Я написала маме. А она ответила: «Слушайся, Варенька, тетю Лину». Ну, а разве я ее не слушаюсь? Просто я не успеваю всего делать. Вот если бы я не училась, тогда тетя Лина, может, была бы мною довольна…»
На очередном сборе пионерской дружины она неожиданно заявила:
— Не хочу учиться!
Вся школа всполошилась:
— Как это можно? Да ты понимаешь, что ты говоришь? Кто в наше время не учится?
Вареньку вызвала к себе директор школы, молодая женщина с голубыми добрыми глазами.
— Что с тобой, милая? — озабоченно спросила она.
— Ничего, — грустно ответила девочка.
— Садись, поговорим.
Варенька села. На вопросы отвечала вяло и неохотно. Но к концу беседы пообещала, что школу она не оставит и постарается подтянуться в учебе…
— Ну вот, пожалуйста. — Капитолина Николаевна скорбно гнула крашеные брови. — Теперь, надеюсь, поймут, каких трудов мне стоит воспитывать ее.
В четвертом классе Варенька осталась на второй год.
XII
Лето Варенька провела дома. Утром девочка убирала комнату, затем садилась пороть теткино платье, которое раньше было подогнуто повыше, а теперь, в связи с изменившейся модой, его следовало удлинить. Потом Варенька ходила в булочную, клеила конверты, чистила картошку, мыла посуду. День проходил в непрерывных хлопотах. Девочка очень уставала, но держалась стойко и никаких признаков недовольства не проявляла.
Но, когда пришла осень и наступило время учебы, она категорически отказалась идти в школу.
Изумленная и уже всерьез растерявшаяся Капитолина Николаевна обратилась за помощью к соседке.
— Елизавета Васильевна, голубушка, повлияйте хоть вы. У родителей характерец, но у нее похлеще будет!