Варфоломеевская ночь: событие и споры - страница 21

. При этом сам Берли разделял если не их порывы, то недовольство французами и, к радости де Гуары, в разговоре с ним «сказал о французах больше плохого», чем это мог сделать сам посол Испании. Неожиданным следствием франкофобии, захлестнувшей страну, стало внезапное смягчение ненависти к испанцам: де Гуару теперь приветствовали те, «кто прежде был готов забросать его камнями»[95].

Продолжение борьбы между гугенотами и католиками во Франции еще более укрепило антивалуаские настроения англичан, которые активно поддерживали кальвинистский юг, посылая в Ля Рошель порох, оружие и продовольствие, разумеется, не без санкции королевы и Тайного совета, которые в данных обстоятельствах были не против подбросить топлива в пожар, полыхающий у соседей[96].

Что же касается официальной дипломатии, то в этой сфере Елизавета продолжала поддерживать иллюзию возможного альянса и даже брака с герцогом Алансоном. Последний впал в немилость за связи с гугенотами и был подвергнут аресту своим царственным братом, и именно заступничество английской королевы, намекнувшей Екатерине Медичи, что она все еще раздумывает над брачным предложением, но не может выйти за узника в кандалах, помогло ему обрести свободу. Однако когда в 1573 г. Карл IX в очередной раз стал предлагать ей руку своего брата, Елизавета прямо ответила, что это отвратит от нее сердца ее добрых подданных, которые теперь питают «новую ревность и нелюбовь» к предполагаемому браку[97]. Тем не менее переговоры продолжали вяло тянуться и в 1574 г. до самой смерти французского короля.

Брачные хлопоты неожиданно оживились во второй половине 70-х годов в изменившихся политических обстоятельствах. В это время осложнилась ситуация в Нидерландах. Верная своему принципу закулисной поддержки протестантов на континенте, Елизавета оказывала помощь кальвинистам Северных Нидерландов в их борьбе против испанцев, в то время как Южные Нидерланды в поисках политических союзников обратились к ее нареченному «жениху» Алансону, унаследовавшему к тому времени титул герцога Анжуйского. Новоиспеченный герцог Анжуйский был весьма активным авантюристом, охотно ввязывавшимся в любые аферы, сулившие ему обретение собственного престола. Его прельщала идея создать из Южных Нидерландов самостоятельное герцогство, удобно расположенное на границе с Францией, однако для осуществления этого замысла ему не хватало средств. Елизавета I была менее всего заинтересована в усилении французского влияния в Нидерландах, поэтому ей пришлось привлечь герцога и даже посулить финансовую поддержку, чтобы удержать его под своим контролем. Переговоры о браке вновь стали удобной формой продолжения англо-французского диалога, вне зависимости от истинных целей и намерений обеих сторон.

В 1578 г. их возобновил новый французский посол Симьер, представший при английском дворе как воплощение истинно французской галантности, живости и остроумия (за что получил от королевы шутливое прозвище «Обезьяна»). Его миссия продвигалась весьма успешно, поскольку королева, казалось, демонстрировала серьезные намерения выйти замуж. В августе 1579 г. герцог Анжуйский прибыл инкогнито на смотрины в Англию и был принят при дворе с такими знаками внимания, что многие даже в ближайшем окружении королевы поверили в возможность заключения этого брака. Реальность такой перспективы вызвала озабоченность и протесты самых разных кругов английского общества: от придворных фаворитов — графа Лейстера, К. Хэттона, до патриотически настроенного дворянства и пуританских проповедников. Вновь ожили ксенофобские настроения, и, разумеется, апелляция к парижским событиям 1572 г. стала одним из веских аргументов антифранцузской пропаганды. Память о трагической ночи св. Варфоломея не стерлась за прошедшие шесть лет, и мысль о том, что королева-протестантка может сочетаться браком с принцем из вероломного дома Валуа, оказалась невыносимой для убежденных сторонников англиканства.

Одним из первых негативное отношение английского общественного мнения к этой перспективе высказал Ф. Сидни — молодой аристократ, обещавший стать блестящим дипломатом, родственник Лейстера и зять Ф. Уолсингема. Волею судьбы он оказался в Париже в 1572 г. и чудом избежал гибели в ночь св. Варфоломея, навсегда сохранив недоверие к правящему королевскому дому Франции. Сидни взял на себя смелость высказать королеве мнение о нецелесообразности «французского брака», широко распространенное в придворных кругах: в августе 1579 г. он обратился к ней с письмом, в котором убеждал Елизавету в том, что такой консорт «сильно уменьшит любовь, которую истинные верующие питают к ней». «Как будут саднить их сердца», писал он, «когда они увидят, что вы берете в мужья француза и паписта… Все люди хорошо знают, что он — сын Иезавели нашего века, что его брат устроил заклание из свадьбы своей сестры, дабы легче было организовать истребление людей обоих полов, что он сам, вопреки обещанию и благодарности, обретя свободу и свои основные владения главным образом благодаря гугенотам, разграбил Ла Шарите и совершенно уничтожил Иссуар»