Ваше Величество Госпожа Рабыня - страница 3
В линейный отдел милиции сообщение от дежурного по городу поступило в 7 часов 20 минут. А к девяти часам, то есть к началу рабочего дня, пройдя по инстанциям, оно уже было включено в оперсводку центрального управления и разослано по всем райотделам.
Отметив завидную быстроту, с которой весть об убийстве Бутова распространилась по всем отделам их громоздкого и далеко не всегда хорошо управляемого ведомства, — да уж, глава производственно-коммерческой фирмы это тебе не какой-нибудь безымянный бомж! — Брызгалов попробовал соединиться с Костенко. Дважды набрав номер и оба раза услышав в ответ короткие гудки, майор переложил это неприятное занятие на Зиночку и постарался хотя бы на несколько минут "выключиться" из уже полонившего его стремительного течения. Не затем, чтобы что-то обдумать, нет, если перед началом сложного дела Геннадию Ильичу удавалось — пусть на мгновение — "стать над схваткой", расследование тогда шло легче, и (главное!) завершалось, как правило, успешно. Однако на этот раз "выключиться" майору не удалось — Зиночка соединилась с Костенко.
— Виктор Иванович, — обращаясь к старшему лейтенанту, все, естественно, называли его сначала по имени-отчеству, но после двух, трёх первых фраз все почему-то, даже равные ему по званию, переходили на доверительное "Витёк", - на меня сейчас полковник Зубов навесил… Сам позвонил… Пылища, чую, такая теперь поднимется… Ты — вот что… поподробнее… был на месте?
— Геннадий Ильич, — когда? — с обычной ленцой стал отговариваться Костенко, — час всего на работе, а до Здравницы ехать только… С экспертом я договорился — и не с каким-нибудь, а с Андреем Степановичем… Выехал где-то в девять тридцать… А самому… Я же понимаю — Бутова мне не оставят — думал Трегубову передадут или Анисимову, а оказалось — тебе. Ишь, как зашевелилась контора! Сам Зубов тебе звонит! Лучшему нашему следователю.
— Витёк, давай без ехидства. Лучший следователь, знаешь, — это хромой сапожник из притчи. А я — обыкновенный сыскарь. Ну, может быть, не совсем бестолковый. Да везёт иногда, опять же — тьфу, тьфу, чтобы не сглазить! Ты мне вот что: скажи, кто там у тебя дежурным по станции? Соображает — или только для порядка?
— Санёк у меня, сержант — после армии. Два года уже в милиции. Ничего — толковый. У тела оставил дежурить своего напарника, а сам, сообщив в управление, ровно в девять связался со мной. Ну, а я, когда узнал, что убитый Бутов — с Зубовым. Если Бутов — дело не моего масштаба. Теперь, Геннадий Ильич, подробности. Ремонтники, значит, которые нашли труп, на станцию заявились примерно в шесть тридцать. С паспортом. Говорят, что лежал около тела. Хотя — уверен! — вытащили из кармана. Жаль, полковник мне запретил плотнее заняться ими — в миг бы голубчики раскололись! Так вот: Санёк, прихватив напарника, первым делом потопал к трупу — там десять минут идти. Осмотрел — говорит, внимательно — в спине две дырочки. Предположительно — огнестрельные. Крови, конечно, никакой: грозища-то ночью — жуть! Что было — всё смыло!
— Ладно, Витёк, достаточно. По пути доскажешь. Я сейчас за тобой — и двинем. Самому надо видеть. А ты пока позвони Саньку, пусть передаст эксперту, чтобы тело не увозили — мне необходима "картинка".
— "Картинкой" майор называл то первое впечатление, которое складывалось у него непосредственно на месте происшествия. Причём: детали, подробности — не это являлось главным. Неуловимый, почти мистический "дух местности" — вот что порой решало судьбу расследования. И если в силу обстоятельств Геннадию Ильичу почему-нибудь не удавалось получить "картинку" — работа его продвигалась и медленно, и не всегда успешно. О легендарной брызгаловской "картинке" в управлении знали все, и едва ли не все, в меру остроумия каждого, пытались подшучивать над майором.
— Так ведь ливень, Геннадий Ильич — я почему и говорю, что паспорт лежал в кармане. Если бы рядом с телом, тогда только экспертиза установила бы — чей. А ты — "картинка"! Да после такой грозы сам Шишкин, — художник, фамилию которого Костенко любил склонять по любому поводу, — не нарисовал бы никакой картинки!