Василинка из Царской Ветки - страница 27

Женщина уже больше не останавливается. Она идет, идет из последних сил, словно ее кто толкает вперед. Под ногами уже меньше хлюпает, палка опирается на что-то твердое, ноги не вязнут так глубоко. В темноте, которая заволокла все кругом, она ничего на замечает, пока не выходит на сухое место. Ноги больше не держат, женщина оседает на землю…

Ей снятся снежные сугробы, снег тает и вновь замерзает, сковывает тело ледяным панцирем. Не пошевельнуть ни рукой, ни ногой.

Где она? И как попала в этот ледник?

Озирается вокруг — одна на краю поля. Кажется, тут должно быть какое-нибудь селение. Но вокруг ничего не видно. Женщина топчется на месте, машет руками, чтобы хоть немножко согреться. От холода и усталости она не чувствует даже радости спасения. Хочется только найти какую-нибудь хату. И чтобы позволили забраться на теплую печь и обсушиться.

Вокруг постепенно светлеет: уже наступает утро. Женщина медленно подымается на пригорок, с которого видны очертания какого-то строения, и сворачивает на заросшую подорожником узкую дорогу.

Вот и хутор! В утреннюю тишину врывается надсадный лай. Навстречу, перегоняя друг друга, мчатся две огромные собаки. Женщина отбивается, машет палкой. А те, отпрыгнув на шаг назад, наседают еще больше, лают изо всех сил, широко разинув пасти и ощерив зубы.

Наконец в воротах показывается человек в белых портках и белой длинной рубахе:

— Орел, Такса — сюда!

Гладкий, будто вылизанный, Орел и лохматая Такса не отступаются.

— Ко мне! — грозно кричит хозяин. И постепенно собачья злость утихает, они машут хвостами и уже не так заядло лают.

Женщина подается вперед, хочет попроситься в хату, но бородатый не обращает на нее внимания и поворачивает назад.

— Дяденька, дяденька! — громко просит женщина, а тот на ходу бросает обидные слова:

— Много вас тут таких шляется!

Он закрывает ворота. Гремит засов…

На другом хуторе женщину встретили немного приветливей. Но едва узнали, что нет на обмен ни соли, ни керосина, сразу потеряли к ней всякий интерес.

Боясь упустить удобный случай, женщина все же разворачивает тряпицу и распрямляет кружевные занавески. В хате роем гудят мухи, одна, большая, бьется, пробуя вырваться на улицу, даже стекло дрожит. На занавески равнодушно глядит не только седой старый хозяин, но и довольно молодая сытая девушка, лицо которой густо усыпано веснушками.

«Покажу крем», — решает женщина. И сует ей в руки баночку с чудо-кремом, который выбеливает лицо до ослепительной белизны.

— Пустая это забава, — скрипит старик. — Все равно в старых девках дочка сидит.

— Неправда, тятя! Семь сватов меня сватали! — и краска, пробившись сквозь веснушки, залила широкое скуластое лицо девушки. — А вы не позволили выйти, все вам не по нраву, все голодранцы…

— Цыц! — Старик кипит от злости, и сквозь редкие седые волосы видно, как налилось кровью его лицо. — Выгоню! Будешь ходить по домам, как эта городская нищенка!

Залившись слезами, рябая вековуха выбегает из хаты, а старик отворяет двери и говорит:

— Вот бог, а вот порог. Ваш товар, барышня, не для нас, мы люди простые, нам ваша городская мазь без надобности…

У каждого хутора все начиналось сначала. Первыми нападали собаки, и потом шли вопросы, что принесла, а впрочем — никого не привлекал ее товар.

— Хозяюшка, может, дадите что поесть, хоть корочку? — взмолилась она наконец. — Со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было…

— Разве всех вас, нищих, накормишь? — бросила хозяйка.

После этих слов ноги нищенки покачнулись, она как стояла, так и осела у забора на землю…

Через сколько времени она пришла в себя, женщина не знала. На груди у нее лежал черствый ломтик хлеба. За наглухо закрытыми воротами рвались на цепи и заходились от лая собаки…

Под вечер в дом зашел Самсонов. Потоптавшись в кухне у дверей, присел у стола на табуретку. Василинка внимательно следила за гостем. Всегда он приходил к отцу по делам. Какое ж нынче дело у него? Отца давно нет дома. Как послали его на Южный фронт, так и неизвестно, где девался.

Может, этот человек в замасленной тужурке принес им хорошие вести? Затаив дыхание, Василинка ждет, что он скажет. Но Самсонов также, как и они, ничего не знает о бригаде, с которой выехал ее отец.