Васильковый венок - страница 17
Чистенькие домики, со всех сторон обступившие элеватор, манили к себе тенью заборов. Николаю хотелось пойти и лечь там под широкие листья лопухов, но сигналы задних автомашин напоминали, что ему никак нельзя отлучаться...
Неподалеку, за пустынными станционными путями, уперся в безоблачное небо закопченный вокзал. Опоясанный низкорослыми деревьями с жиденькой листвой, он был последним после элеватора приметным строением. Деревья в скверике с громким названием «Сад железнодорожников» служили постоянным и надежным пристанищем раскормленных коз. Сейчас под обломанными кустами в ожидании поезда томились несколько пассажиров и мальчишки с корзинами, полными пахучей лесной малины.
Зной разогнал все живое по куткам и клетушкам, где держалась прохлада. Только раз на нарядном крылечке крайнего домика появилась заспанная женщина в полураспахнутом халате, кинула собаке хлеб и поспешно убралась обратно. Там, за тюлевыми занавесками этих одинаковых, как близнецы, домиков, спряталась чужая Николаю жизнь. Она была разложена по часам и минутам и оттого казалась ему устойчиво определенной, как всякое житье на производстве.
Когда-то и он собирался стать городским или, на худой конец, поселковым жителем и, срубив себе по-деревенски просторную избу, обзавестись семьей. Он даже получил паспорт, но когда пришло время собирать чемодан, отложил отъезд до конца сенокоса.
На покос Николай уезжал с легким сердцем, зная, что в деревне он уже случайный человек, задержавшийся лишь из милости к сестрам, которым было не под силу поднять всю летнюю работу.
В крутой излучине неширокой, но быстрой речки сложил он на скорую руку шалаш-времянку с недельным запасом прочности, натаскал в него свежего сена и до самого вечера праздно и отрешенно наблюдал, как голосят люди, обихаживая свои шалашики по-домашнему добротно и основательно.
Одни крыли палочно-травяные домики жесткими лубками, другие фасонно навивали на деревянный остов самое мелкое сено, переложенное сухим камышом, и плели из свежей кошенины коврики, чтобы положить их перед лазом в сумрачную благодать осеннего жилья.
Николай не знал, как убить время, ставшее неожиданно долгим. Суетливая возня односельчан казалась ему теперь никчемной, и, чтобы не видеть ее, не слышать игривый смешок девчат, степенные голоса мужиков, он пошел вниз по реке, пока не уперся в буреломный завал около огромного омута. Опушенный высоким ивняком и оттого еще более мрачный, он отливал сверху голубеньким ситцем, сгущаясь в глубине до дегтярной черноты. Лениво утекала под нависшие кусты вода. Неохотно, как по обязанности, тенькала под берегом крохотная пичуга, за рекой куковала кукушка да чуть слышно шелестели над головой вековые ели.
Николаю, свыкшемуся с переменой мест, с неторопкой и все-таки угонистой скоростью, показалось тут непривычно тихо. Каждый звук жил здесь сам по себе, и ни один не мешал другому.
Под размеренный шорох деревьев и неназойливые голоса птиц Николай не спеша вспоминал свою прошлую жизнь, примерялся к новой и до позднего вечера просидел над омутом.
В шалашике было в меру тепло и покойно, а Николай, растревоженный думами о городском житье, никак не мог уснуть. Он уже не однажды досчитал до ста, а сон все не шел, и Николай вылез из шалаша.
С реки тянуло холодом, под кустами копился туман. Он медленно обтекал шалаши, деревья и белым саваном оседал в ложбинах.
Из-за леса едва слышно доносились гудки паровозов и напоминали ему о другой, новой жизни. Николай еще и сам не знал, с чего начнется она и как устроится потом. Он сел на поваленное дерево, закурил и окунулся мысленно в городскую сутолоку...
С реки уже тянуло предутренним ветром, а краюха месяца выкатилась на самую середину неба. Легкий пиджачок совсем не держал тепло, и Николай замерз. Он устал от непосильных дум, но так и не решил, куда доехать ему и где ставить новую жизнь.
В лесу ухнул филин, выставились из тумана понурые головы лошадей. Николай вспомнил, как в войну он еще едва-едва взбирался в седло, но каждый вечер норовил попасть в ночное. На лугах он варил с ребятами картошку, ел кисленку и забывался у костра коротким сном.