Васино преступление - страница 3
Две тоненькие книжки принесли Васе немало горьких минут.
— Зря огонь-то не жги, — решительно говорит бережливая Авдотья, когда Вася, покончив с работою, садится за книжку. — Спать пора.
— Немножко почитаю, — неуверенно просит Вася.
— А керасин? Хто покупать будет, а? Ложись спать. Хватит. До добра эти книжки не доведут.
Вася гасит свет и ложится.
Долго лежит с открытыми глазами и вспоминает прочитанное.
Батька тоже грамотный был, а на что, а? Все одно убили… Ровно, как и неграмотного, чувствуя смутную вину перед Васей, лежа в темноте, говорит Авдотья.
Когда Вася заботливо раскладывал на столе книжку, Авдотья говорила: — И на што она, грамота эта, господи! Только мучаются люди.
Вася молчал. Он не знал тех слов, какими можно было бы убедить мать в необходимости ученья. А сам по ночам мечтал о школе. Иногда заговаривал об ученье с матерью.
— И што ученье это тебе сдалося?! И думать забудь. Хозяйство закинешь, — ворчала Авдотья.
Вася смирился, затих. Но чем меньше можно было вслух говорить о любимой своей мечте, тем больше лелеял он ее в себе.
И вдруг оказалось, что у них в деревне будет школа. Часто бегал Вася смотреть как вновь отстраивают рабочие здание школы. И вот наконец готово.
Бабы, проходя мимо, останавливаются.
— Што, Марья, Федьку в школу-то пустишь?
— Беспременно.
— А мой так и рвется.
— Господи, ребят переполошили, — вздохнет какая-нибудь. — Жили себе, да на тебе — хлопот навалили.
А Авдотья твердо на решении своем стояла в школу Васю не пустит.
— На што?! — делилась она с соседкой. — Работничек хороший. Чего там ученье?! Покойник, царство ему небесное, тоже грамотный был, а убили. Пущай дома сидит, хозяйство больше смотрит.
— Надумали тоже, — помогала соседка, — все-обучи каки-то. И не знали таких вовсе. — А сказывают, насильно заставлять будут; хочешь не хочешь, отдавай ребят.
— Так я им насильно Ваську и отдам… Заместо мужика он мне в хозяйстве. Пущай мужика мне вернут.
— То-то и оно. Ну, поживем — увидим.
С Васей Авдотья о школе ни слова, ни полслова. Помалкивал и Вася.
Уже вокруг гудели ребята и большие — школа да школа, обсуждали, как да что, а в авдотьиной избе — молчок. Будто и не отстроилась в деревне школа, и не десять будто лет было Васютке. И не он будто с трудностями всякими, без помощи почти, читать научился и угольком, заместо карандашика, буквы выводил. У Авдотьи на уме все свое было.
А Вася таил, таил про себя мечту свою, да и решился — скажет матери. Уже через несколько дней и собираться назначено, а он еще с матерью ни словечком о том не перекинулся.
Вошел в избу робко, внутри сжимался весь. Мать привык слушаться.
— Корове подбросил? — суетясь у печки, спросила Авдотья.
— Дал… — коротко отвечал Вася.
Он сел за стол и большими, лучистыми своими глазами глядел на огонь лампы.
— Через три дня собраться назначили…
И в воображении мелькал выбеленный в светлую краску новый дом.
Промелькнул образ Ваньки, лавочникова сына.
В огне лампы прыгает смеющееся лицо Ваньки, а в Васиных глазах мелькает затаенный страх — «а вдруг не пустит»…
Авдотья кончила хлопоты и, вытирая передником руки, присела у стола, и сразу Вася, не приготовившись, не подумавши, как скажет, глядя мимо матери на желтый огонь лампы, проговорил неуверенно:
— В школу через три дня собраться сказывали…
И, как сквозь звон и шум, слышит слова: Чего там по школам!? Выдумки все. Время даром переводить. В хозяйстве расти. Работником будешь хорошим. Батьки нету, кто хозяйство смотреть будет? — и уже, решительно, страшные снова: — Плюнь на все и разговору об этом не подымай.
Вася вскочил, недобро посмотрел на мать и сказал дрожащим голосом:
— Беспременно, сказывали. Все ребятишки притти должны.
— Болтают все. Кто заставит? Заместо мужика ты в хозяйстве, не смеют трогать.
— Мамка, так самому охота в школу ходить.
— От работы отобьешься. Кто помогать будет? Батька не встанет! — резко возразила Авдотья.
— Не отобьюсь, вот крест, не отобьюсь, — отчаянным голосом проговорил Вася.
Но Авдотья на слово крепка.
— В сельсовет жалиться пойду, — крикнул Вася, а самому кажется, что сорвался и летит головой вниз в яму глубокую.