Ватерлоо. Битва ошибок - страница 15

Утром никто не назвал бы Нея Краснолицым. Маршал бледен, под глазами – темные круги. Он отдает приказ построить войска. В десять часов перед ним стоят четыре пехотных батальона и шесть кавалерийских эскадронов. Ней успокоился, голос у него, как всегда, зычный.

– Солдаты! Дело Бурбонов проиграно навсегда!

Кого он собирался вести в бой? В ответ рев сотен глоток: «Да здравствует император!»

Ней продолжает:

– Законная династия, принятая французским народом, возвратит себе трон. Только император Наполеон достоин править нашей великой страной… Не раз я вел вас к победе, так следуйте за мной и сейчас! Мы примкнем к бессмертной фаланге, которая вместе с императором Наполеоном войдет в Париж. Совсем скоро вы увидите императора.

Один из полковников Национальной гвардии ломает шпагу и бросает ее обломки под ноги Нею. Солдаты не обращают на это внимания, они ликуют и срывают с себя белые кокарды.

…Узнав об измене маршала, Людовик с болью воскликнул: «Ничтожество! Для него не существует понятия чести». Император встречает Нея совсем не так, как под Москвой, об этом вскоре судачит вся армия. Что-то сломалось… Но Ней был «последним доводом» короля. Больше препятствий на пути к Парижу нет. Людовик XVIII с семьей бегут за границу.

20 марта Наполеон въезжает в Париж. Он вернулся, без единого выстрела, как и обещал. У дворца Тюильри его поднимают на руки и несут к парадной лестнице. Чудо! Может, и удача снова вернулась к нему? Она была с ним в проливе Пьомбино и во время «Полета Орла».

Орлы сели на башни Нотр-Дам, удача похлопала в ладоши – и улетела…

Многие считают Наполеона одним из величайших агрессоров. А в действительности сам он нападал редко, в основном нападали на него. Конечно, многие из этих нападений он спровоцировал, но факт остается фактом. В 1815 году получилось так. Воевать он совсем не хотел, однако вынужден был это сделать.

Сделать то, что он умел лучше всего. Лучше всех. Но даже в тяжелом 1814-м, даже тогда, когда Мармон сдал союзникам Париж, энтузиазма у него было гораздо больше. Герцог Веллингтон сказал о Наполеоне: «Одно лишь его присутствие на поле боя стоило сорока тысяч солдат». Стоило, безусловно.

Но только тогда, когда он был полон энергии, когда его сила передавалась генералам и офицерам. Когда он видел ошибки противника и умело их использовал, а сам не совершал промахов.

Что случилось с императором в кампанию 1815 года? Почему еще до ее начала он принялся делать ошибки?

От триумфального возвращения Наполеона в Париж до Ватерлоо – ровно три месяца.

«Одна из конференций между представителями пяти великих держав проходила в ночь с 6 на 7 марта в моей квартире и затянулась до трех часов утра. Я велел своему камердинеру не будить меня, даже если бы прибыли какие-нибудь курьеры. Несмотря на это, он разбудил меня примерно в шесть часов из-за депеши, доставленной эстафетой и помеченной как срочная. Прочитав на конверте, что она отправлена генеральным консульством в Генуе, а я к тому времени проспал всего два часа, я отложил депешу на ночной столик, не открыв ее. Но заснуть уже никак не мог, а потому примерно в полвосьмого все-таки решил распечатать конверт. В шести фразах было известие: „Английский комиссар Кэмпбелл только что прибыл в гавань, чтобы выяснить, не появился ли Наполеон в Генуе, ибо он исчез с острова Эльба“…»

Всё прекрасно в этом отрывке из воспоминаний Меттерниха. Есть и драматизм, и комичность. Мы ведь уже знаем, как Кэмпбелл любил «поправлять здоровье». Говорят, кстати, что Наполеон, отплывая от Эльбы, пошутил: «Кэмпбелл, должно быть, расстроится».

Кэмпбелл бесславно ушел в историю, а вот у Меттерниха появились варианты… Он первым получил важнейшую информацию и, если бы захотел, мог извлечь из этого выгоду и хотя бы немного поинтриговать. Но Меттерних предпочел обойтись без интриг, и, как вскоре выяснилось, не зря.

Он поспешил с плохими новостями к императору Францу, тот, в свою очередь, велел тут же поделиться ими с прусским королем и русским царем.

Герцог Веллингтон узнал о побеге Наполеона с Эльбы лишь на пару часов позже, чем Меттерних. Он получил донесение из Флоренции. Так что если бы австрийский канцлер решил «придержать» информацию, могло получиться очень нехорошо. Веллингтон скрывать ее точно не стал бы.