Важнее всего на свете - страница 12

— Эй, расслабься, — отвечает Эрни. Алкоголь уже серьезно завладел им, слова парня слышатся невнятно, а сам он чувствует излишнее возбуждение, и ему не хочется признаваться самому себе, что он пьян в дымину. — Я только хочу сказать, что все уже позади, не так ли? Ты меня подловил, сынок. Я везу тебя к твоему костюму. А ты все жалуешься, что эта штука разрушила твою жизнь. Как же так?

— Вам-то это следует знать, — отвечает парень. — Вы ведь тоже его надевали.

Эрни на миг хочет соврать, что это не так, но тут же понимает бессмысленность лжи.

— Ну да, — соглашается он. — В нем труднее двигаться. Труднее дышать. Когда пытаешься взять деньги, они как будто приклеены. Но должен тебе сказать, что если это все, то я бы согласился.

— В самом деле? — в зеркальце заднего вида Эрни видит направленный на себя крайне неприятный взгляд парня. — А вот меня учили, что это очень высокая цена, когда ты должен предавать свои жизненные ценности. Или, упоминая как бы приклеившиеся деньги, вы имели в виду свои собственные? А мне вот почему-то кажется, что вы их крали, верно?

Эрни чувствует, что его щеки горят. «Лучше, чем некоторые твои коллеги», — так Джанин всегда про него говорила. «Она ошибалась, — угрюмо думает Эрни. — Видимо, мы оба ошибались».

Эти мысли заставляют Эрни чувствовать себя крайне неуютно, и он поступает, как всегда в таких случаях, — пытается заглушить их болтовней.

— Ну, так и что? Ты сам это сказал: я вывел себя из сферы действия закона причины и следствия. И всего-то минут на десять… какие от этого могут быть последствия?

— А что еще вы сделали? — спрашивает парень. — Случайно не обнаружили, что стали лгать гораздо чаще? Чаще стали нарушать разные правила? Даже и тогда, когда на вас нет костюма?

— Эй, не надо на меня давить. Что ты знаешь о жизни?

— Я знаю, что никогда не хотел врать своей жене. Я знаю, что человеческий организм не слишком приспособлен к тому, чтобы в сутках было 32 часа. Я знаю…

Эрни по интонации чувствует, что парень и рад бы замолчать, но алкоголь развязал ему язык, и он просто не может прервать словоизвержение.

— Я знаю, что когда первый раз я случайно заснул, работая в костюме, я поклялся самому себе больше никогда не допускать такой бессмысленной траты времени и с тех пор каждый раз принимал эпинефрин[12]. И теперь я не уверен, что смогу остановиться. В нормальном времени, чтобы погасить действие эпинефрина, я принимаю снотворное и не уверен, что смогу и с него соскочить.

Парень, наконец, ударяется в слезы.

— И зачем все это было нужно? — спрашивает он.

Эрни не по себе. Он не переносит зрелища плачущего взрослого мужчины. Возможно, потому что так было воспитано его поколение. Возможно, это просто старомодный мачизм. Как бы там ни было, во всем мире не хватит пива, чтобы заставить Эрни лить слезы перед человеком, которого он едва знает. Эрни избегает смотреть в зеркальце, как будто опасается увидеть там свою голую сестру.

— Для того чтобы уложиться в один год, — отвечает физик самому себе. — И попал в зависимость от стимуляторов и снотворных, чтобы иметь возможность прочесть больше материала. Чтобы получить работу, а после только и делать, что мучиться угрызениями совести, потому что ты обошел других, пользуясь бесчестно полученным преимуществом… Вы совершенно не правы, — продолжает парень, всхлипывая. — Никому и никогда не удастся вырваться из действия причин и следствий. Вы просто-напросто вытягиваете карты из колоды в неправильном порядке.

Чисто машинально Эрни все же бросает взгляд в зеркальце. Большая ошибка!

— Иисусе! — восклицает он. — Парень, зачем ты мне, все это рассказываешь?

— Чтобы вы вернули мне костюм, — отвечает физик дрожащим голосом. У него красное и мокрое лицо, глаза налиты кровью. — Чтобы я не обращался в полицию. Чтобы я мог вернуть устройство на место, и никто бы не узнал о его пропаже. Чтобы, думаю, продолжить разрушать свою жизнь.

Он снова начинает рыдать.

— Господи! — вздыхает Эрни.

Когда они подъезжают к дому Эрни, тот говорит:

— С тебя пятьдесят восемь пятьдесят.

Парень бросает на него непонимающий взгляд, затем смеется. Ну, хоть чувство юмора еще не утратил. Эрни спрашивает, как его зовут.