Вдали от тебя - страница 30

Но реальность намного хуже: все по-прежнему. Начиная от лавандовых стен и заканчивая девчачьей кроватью с балдахином, которую она выпросила в двенадцать лет. Ее бутсы так же стоят у стола, один на другом, словно она только что их сняла.

В спальне ничего не трогали. Кровать Мины не застелена, осознание приходит с ужасным чувством в животе. Я смотрю на скомканное одеяло, вмятину на подушке, и с трудом удерживаюсь, чтобы не прижаться рукой к месту, где покоилась ее голова, чтобы не провести по простыням, замершим следам ее последней безмятежной ночи.

Пошевеливайся, Софи. Я падаю на пол и заползаю под кровать, нащупывая неприбитую половицу. Подцепляю ногтями деревяшку, поднимаю ее и отодвигаю в сторону, подтягиваясь ближе.

Пальцы ныряют в тайник, задевая паутину, но ничего не нащупывают в укромном месте. Вытаскиваю из кармана телефон и освещаю пространство под полом.

Глубоко-глубоко в углу свет задевает конверт. Я тянусь за ним и хватаю, в спешке комкая бумагу. Уже ставлю половицу назад, когда из коридора доносится голос зовущего меня Трева.

Черт. Поправляю доску и выбираюсь из-под кровати. Приходится прикусить губу, когда нога изгибается под неправильным углом и боль пронзает колено. Мне хочется опереться на кровать и переждать боль, но времени на это нет. Прерывисто дыша, засовываю конверт в сумку.

— Соф? Ты в порядке? — Трев стучит в дверь ванной.

Я вылетаю из спальни Мины, беззвучно закрываю за собой дверь, прежде чем проковылять на кухню и схватить из шкафа стакан.

Шаги. Поднимаю на него взгляд, пока включаю кран и наполняю стакан. Делаю глоток воды, пытаясь не вызвать подозрений.

— Предполагается, что вода должна сократить мышечные судороги, — объясняю я, ополаскиваю стакан и ставлю на сушилку.

— Так и сидишь на всем натуральном? — узнает он, пока мы возвращаемся в гостиную. Я облегченно выдыхаю; он не заметил, что у меня сбито дыхание. Одна из ее книг лежит раскрытая на журнальном столике.

— Йога и разные травки. Инъекции кортизона в спину. Ненаркотические анальгетики.

Мы садимся на диван, словно застрявший в семидесятых, тщательно сохраняя между нами расстояние. Кроме нас, единственное, что изменилось в комнате, — это камин. Все наше детство свечи и распятия окружали большое черно-белое фото отца Мины. Иногда, ночуя у них, я видела, как миссис Бишоп зажигала свечи. И как-то раз она поцеловала свои пальцы и прижала их к уголку фотографии, и меня замутило от осознания, что всех нас когда-нибудь не станет.

Теперь рядом с фотографией отца стоит и фотография Мины. Она смотрит на меня из-под густой массы темных локонов, губы слегка изогнуты в хитрой улыбке с намеком на флирт, а во взгляде — лишь эхо взрывной энергии.

Некоторые вещи просто нельзя сохранить или перенести на фото.

Я отвожу взгляд.

— Твоя мама... — начинаю я.

— Она в Санта-Барбаре с тетей, — говорит Трев. — Так лучше для нее. Сейчас так лучше.

— Конечно. Осенью возвращаешься в универ?

Он кивает.

— Придется повторить последний семестр. И буду жить здесь и ездить каждый день туда-обратно. Когда мама вернется... я чаще буду рядом.

Теперь киваю я.

Снова это мучительное молчание.

— Мне пора, — говорю я. — Просто хотела отдать тебе коробку.

— Софи, — начинает он.

Он произносит мое имя так же, как это делала она. Я знаю его. Каждую его частичку, наверное даже больше, чем знала Мину, потому что Трев никогда ничего от меня не скрывал. Никогда даже не задумывался о подобном. Я знаю, что он собирается спросить. Что он от меня хочет.

— Не стоит, — говорю в ответ.

Но он непреклонен.

— Мне нужно знать, — слова выходят очень ожесточенными. Он так смотрит на меня, словно я отказываю ему в чем-то жизненно необходимом. В кислороде. В еде. В любви. — Я несколько месяцев изучал полицейские отчеты, газетные статьи и слухи. Я не могу. Мне нужно знать. И ты единственный человек, который может дать мне ответ.

— Трев...

— Ты должна мне хотя бы это.

Нет ни единого шанса избежать ответа на его вопрос. Если только не убежать.

Раньше мне легко удавалось избегать Трева. Сейчас же это невозможно.

Он — все, что у меня осталось от нее.