Вдали от тебя - страница 7

таблетки?

— Я не знала, что в моей куртке были таблетки, — говорю ей. — Клянусь. Засунул, наверное, в карман, пока я валялась без сознания — когда я очнулась, его уже не было. А Мина... — Глаза наполняются слезами, сглатываю их и продолжаю: — Я пыталась остановить кровь. Прижимала куртку, но она... Я оставила ее, когда она... после... О наркотиках и речи не было, пока детектив Джеймс не пришел к нам. И тогда для мамы и папы перестало иметь значение, что в моих анализах не было следов препарпатов — они меня не слушали. Никто не слушал.

— Я слушаю, — говорит Мейси. — Расскажи, что произошло. Зачем вы вообще пошли на Букер Поинт?

— Мы ехали на вечеринку Эмбер, нашей подруги. Но на полпути Мина заявила, что нам надо заехать на Поинт. Вроде как ей нужно было встретиться с кем-то по поводу статьи, над которой она работала. Она проходила стажировку в «Харпер Бикон», местной газете. Когда подробностей от нее не последовало, я просто решила, что это поручение ее начальника или, может, перенесенное интервью. Я не хотела ехать, Эмбер и так живет на другом конце города, а еще это ответвление к черту на куличики. Но Мина... — Не могу сказать вслух, что у меня никогда не выходило ей отказать.

Моя рука трясется, взбалтывая кубики льда в стакане. Осторожно опускаю ее, переплетаю пальцы вместе и пристально изучаю стол, словно в рисунке пластикового стола скрыты все ответы.

Я не говорила об этом честно с тех пор, как меня допрашивала полиция. Доктор Чарльз пыталась, это стоило ей сломанной мебели и недель молчания, но я крутила правдой и притворялась такой, какой она хотела меня видеть.

С Мейси я наконец в безопасности. Она выдернула меня со дна в первый раз, и я знаю, что она бы сделала это снова. Но я больше не на дне. Я нашла опору где-то на полпути к поверхности, в той неясной области, где зависимость превращается в нечто почти такое же опасное: в навязчивую идею.

— Я увидела его раньше Мины. Увидела пистолет в руке. Маску на лице. Я поняла... поняла, зачем он пришел. Поняла, что никак не смогу его опередить. Но Мина могла бы. Надо было закричать ей, чтобы бежала. Ей нужно было уходить. По крайней мере, у нее был шанс.

— От пули не убежать, — говорит Мейси. — Он хотел убить Мину. Поэтому и пришел туда. Вы не смогли бы остановить его. Никто не смог бы.

— Он что-то сказал ей. Я услышала, после того как он ударил меня, и я упала и начала терять сознание. Он сказал: «Я предупреждал тебя». И потом раздался выстрел, и я... не смогла больше держаться. Когда я очнулась, остались только мы. Он ушел.

Руки снова дрожат. Я убираю их под бедра, прижимаю к красному винилу сидений.

— Я все рассказала детективу Джеймсу. Сказала поговорить со штатом газеты. Спросить ее начальника, над чем она работала. Он проверял ее компьютер? Или стол? Она повсюду оставляла заметки — что-нибудь должны были найти.

Мейси качает головой.

— Он со всеми говорил, Софи. С начальником Мины, ее коллегами-стажерами, даже с уборщицей, которая работала в ночную смену. Допросил каждого знакомого дилера в радиусе трех миль, большинство ваших одноклассников, но не нашел оснований для продолжения расследования. Учитывая свидетельские показания, которые были... не самые надежные. — Она вертит вилку и поглядывает на меня. — Без каких-либо новых показаний или удивительного признания ее убийство припишут сорванной наркосделке.

Накатывает тошнота, я сжимаю зубы.

— Нельзя этого позволить.

Взгляд Мейси становится мягче.

— Придется, малыш.

Я молчу, ничего не отвечаю.

Мы встаем, она оплачивает счет и оставляет чаевые официантке, прежде чем уходим. Грудь разрывает от мысли, что я могу так и не узнать, кто отнял у меня Мину. Но, как и всегда, тетушка Мейси слышит мои невысказанные слова. Когда мы садимся в машину, она берет меня за руку.

И держит ее всю дорогу до дома.

Меня словно обволакивает безопасностью.

Мейси всегда спасает меня.

4

ДЕВЯТЬ С ПОЛОВИНОЙ МЕСЯЦЕВ НАЗАД (СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ)

— Гребаная садистка, — ворчу я Мейси.

Три дня назад родители сослали меня в Орегон, чтобы Мейси «вернула меня на путь истинный», как метко выразился папуля. Три дня я не принимала ни таблетки. Синдром отмены — скверная штука, словно мое тело один гигантский, пульсирующий ушиб, а под вспотевшей кожей ползают пауки, но боль — боль ничуть не притупленная и постоянная, ее слишком много, не вынести. С таблетками я могу двигаться, без них — спину прошибает адская боль и ноги едва не отказывают. Каждое движение, каждый поворот в постели отдаются в позвоночнике, я затаиваю дыхание, слезы текут по щекам. Впервые после аварии боль мучительна, сказывается отказ от лекарств. Я уже не встаю с кровати. Это слишком.