Вечер гениев - страница 6
– Я все наглядеться на вас не могу, – призналась она. – Какие же вы все-таки замечательные ребята!
– Уже уходим, Людмила Георгиевна! – по-своему понял слова химички Миша и принялся стаскивать с себя белый халат.
– Миша, ты не забыл? Сегодня вечером…
– Да-да! – кивнул Ковальский. – Факультатив. В шестнадцать ноль-ноль. Буду как штык.
Они вышли на улицу. Серега стоял напротив Ковальского и чувствовал, как греет пробирка, спрятанная во внутренний карман.
– Спасибо, – произнес Серега и протянул Ковальскому руку.
– Да ладно тебе, – ответил Миша и перевел разговор на другую тему. Сереге никак не удавалось поймать его взгляд. "Он больше никогда не будет иметь со мной никаких дел," – подумал Серега.
Вернувшись в общежитие, Серега заперся в комнате, вытащил из кармана пробирку и долго рассматривал порошок. "Изобрести бы такую гадость, – думал он, – за один грамм которой сразу бы дали миллион баксов."
Он высыпал чуть-чуть порошка на ладонь и лизнул. Потом несколько минут неподвижно сидел у окна, чувствуя, как его легко "ведет", словно от стакана краснодарского портвейна.
Вечером он отправил в Геленджик телеграмму: "Уважаемый Князь Байрам-оглы! Поздравляю защитой кандидатской диссертации…"
Князь приехал на следующий день. Привез бутылку совершенно роскошного коньяка и большую коробку с суджуком, икрой и фруктами. Унес порошок с собой, а вскоре на проходной общежития появилась записка для Сереги. Князь предлагал встретиться в городском парке.
Усадив Серегу за столик кафе, Князь крепко пожал Сереге руку, сказал, что гордится знакомством с ним, что преклоняется перед людьми интеллектуального труда, которые двигают научно-технический прогресс, а потом незаметно сунул ему в карман две купюры.
Когда Серега остался один, он вытащил деньги, разгладил их на колене и внимательно рассмотрел. Это были две стодолларовые купюры. "Сто мне, сто Мише, – подумал он. – И Нечипоруку можно немного подкинуть на мороженное."
Деньги пьянили и кружили голову, как коричневый порошок. Сереге вдруг захотелось снова испытать радость удачи, получить в свой адрес комплименты и честно заработанные деньги. Потом снова работать, и снова восходить на пьедестал. И так всегда…
Глава шестая
Женька Нечипорук, получив от Ковальского "на мороженное", как-то сразу понял, что его тетрадь с методиками содержит неисчерпаемый источник материальных средств. Во время летних каникул он подрабатывал на рынке, торговал нелицензионными дисками, за что несколько раз был бит конкурентами и имел неприятности с милицией. Судя по тому, с какой легкостью Ковальский заплатил ему десять баксов за пользование его тетрадью, Нечипорук пришел к мысли, что живет неправильно, сидит на мешках с золотом, и не замечает этого.
Но более всего его задел тот факт, что недостаточно умный, но хитрый Ковальский воспользовался его знаниями, его разработками и наварил на этом деньги. А он, Женька Нечипорук, для которого органическая химия была матерью родной, развесил уши и позволил себя эксплуатировать.
В нем взыграл азарт спортсмена, уверенного в своем неоспоримом преимуществе. Получив от Ковальского свою заветную тетрадь, где двенадцать страниц занимал только список литературы, Женька на несколько дней засел в библиотеке, где в журнале "Гельветика-Акта" нашел формулу этонитазена – вещества, за которое, по его сведениям, любители "кайфа" выкладывали приличные деньги.
Он приехал к своей бабушке в Погар вместе с другом – Лешей Филиным. И когда два молодых человека встали посреди двора, бабушка растерялась. Расставив руки, она смотрела подслеповатыми глазами то на одного, на то другого.
– Что-то не признаю, кто из вас Женька…
Нечипорук рассмеялся, опустил сумку на землю и обнял бабусю.
– Сколько мы уже не виделись? Года два? Или три?
– Как ты вырос! Я бы тебя ни за что не признала! А тебя Лена спрашивала…
Бабушка, как положено, заплакала, но без слез. Потом засуетилась, поторопилась в погреб за картошкой.
– Рай, – расчувствовался Леша, присаживаясь на потемневшей от влаги и времени скамейке. Над ним висели тяжелые ветви яблони. По двору ходили куры, озабоченные вечным поиском корма. Тощая кошка, трубой подняв хвост, обнюхивала сумки.