Вечеринка: Книга стихов - страница 11
«Мир тебе, неприметный прохожий…»
* * *
Мир тебе, неприметный прохожий,
обитатель одной из Пальмир,
постоялец ее бездорожий,
сквозняка и простуды кумир.
Мир тебе, рисовальщица лета
и магических сфинксовых тел,
то застужена, то перегрета,
как сегодня пленэр захотел.
Мир и вам, семивратные Фивы,
невозвратного времени рвы,
из которых явились два дива —
две льводевы у кромки Невы.
Может, ежась в пейзаже нескладном,
навещать поселенок чудных
прилетают Гармония с Кадмом,
два фиванских дракона ночных?
Совершают пике и полеты,
траекторные неводы вьют
и вполне запредельные ноты
утешительных песен поют;
а толпа эрмитажных эриний
вторит хором анафем и глосс,
начиная с сибирской богини
с семикратною Обью волос.
«Лето настало, время изгнаний, видишь, Овидий?..»
* * *
Лето настало, время изгнаний, видишь, Овидий?
Переоделись в чудные травы чуждые степи.
Может, и мы что-то должны деве Обиде,
несколько слов здешних молитв с пальцами в сцепе.
Облачной накипи что и сродни? Росы да слезы.
Мы не просили этих просторов, пастбищ сармата.
Но и без просьб дольняя тень падает с воза,
изгнанный тоже должен в свой час ехать куда-то.
Ох, и легки тут ковыли, новый гербарий
трав безымянных, чьи-то луга в чьих-то широтах.
Мы тут ни лар, ни пенат не погребали,
где фараон жуков бредет с парой илотов.
Чудится жизнь наша сонму стрекоз, в калейдоскопе
их марсианских фасеток длится напропалую.
Маки в своих погремках слушают опий.
Лето настало, так вспоминай долю былую.
Свадьба
Татьяне и Андрею Субботиным
Жених и невеста, вечер,
любимый невский гранит,
фонари зажигают свечи,
светцы восходят в зенит,
ветра переизбыток
льет любовный напиток,
входят в состав эликсира
волна, светофор, Марс
и три городских буксира:
«Риф», «Аист» и «Барс».
«Ну что ж, переходим на фото…»
* * *
Ну что ж, переходим на фото,
когда рисовать нам слабó…
но сопротивляется что-то,
достойное слога Ли Бо.
Пусть муза слегка колчерука,
то яркость, то резкость таё,
но все же достойна округа
веселого ока ее.
Он
Он на тарелке прилетел в наш город на Неве,
простую кепку приглядел к нездешней голове.
Вплывя в наш неподобный створ почти как человек,
в одной из коммунальных нор он занимал отсек.
Изволил быть, изволил жить и не любить Москву,
спускал в Неву ловитвы нить, ловя свою плотву,
а после песню засвистал, чтоб лучше уповать,
немедля удочки смотал и убыл на Оять.
«Белые ночи вянут необратимо…»
* * *
Белые ночи вянут необратимо,
никнут даже от взора, даже от взгляда,
и никакие побелки пудры и грима
им не вернут света, да и не надо.
Звездною тьмою скоро вернет нас к людям,
гиперборейских жителей ниоткуда.
Мы по бессоннице здешней скучать не будем,
ибо она возвратное наше чудо.
Белые ночи вянут и опадают,
но и чухонские розы возле крылечка,
им подражая, по лепестку тают,
тают и опадают, мое сердечко.
Так что у нас снова конец света,
ингерманландская иже и с нею нота,
и поражают вдруг в сердцевине лета
эти красоты таянья и улёта.
«Так, говоришь, проснулись струи вод…»
* * *
Так, говоришь, проснулись струи вод,
в которые макает осень факел
пылающий своей листвы пожарной?
Не бойся, лед их снова усыпит,
он брандмайор отменный для страстей
и не допустит самовозгоранья
волны, исполненной бензина и иной
цивилизаций рукотворной грязи,
к которой поджигательница осень
так тянется. Вода уснет опять
и будет видеть истинные сны
в отличие от наших снов поддельных.
Из цикла «Polska»
1. «Любовь моя, Польша…»
* * *
Любовь моя,
Польша,
кокетка, лгунья.
Была мать моя гордой
панною Нонной,
а сестра ее — бойкой и смелой
пани Изабеллой.
Польша,
поле Шопена,
сквозь жизнь я слышу
шепот твой, лепет,
панночка Вия.
Не замуруешь
призраков дней твоих,
мне неведомая страна,
чей голос так тих;
на моих губах проступаешь ты,
и рисую с натуры
твои черты,
чары твои,
твои чарны хмуры.
4. «Фото из альбомов детства…»
* * *
Фото из альбомов детства:
дед — поручик Городецкий,
а ошую и одесную
(в давнюю всматриваюсь весну я!)
две сестры.
Две, Марыся и Ирена,
как котенок и сирена,
украшение семьи,
душки бабушки мои.
Отпечаток с негатива
трех когда-то бывших тел.
Чернобровые на диво,
ибо снимок черно-бел.
Та, что слева, моя рыбка,
встала с тайною улыбкой,
та, что справа, вся — серьез,
села в предвкушены! слёз.