Вечеринка: Книга стихов - страница 9
над снегами сознанья и воображенья,
этот воздух, который скупая крупа
из заоблачных мельниц приводит в движенье.
Одиночеств отечество! Край ойкумен!
Из прибежищ прибежище блудных дотоле!
На колени упасть и подняться с колен,
возвращаясь
в твое бесприютное поле.
«Месяц второй, загоняющий в норы, отстал…»
* * *
Месяц второй, загоняющий в норы, отстал,
отыграл метелью, по кровле отстукал.
Вот и забрезжил свет. Заиграл краснотал.
Кукольник отдыхает от святочных кукол.
Бодрствуют птицы на радостях, греясь чуть-чуть,
сковано льдом, предвкушает свою драгоценную грязь бездорожье.
Заячьи шкурки на тыне развесила чудь.
Звездные зерна избыточны. Мыши наполнены дрожью.
«Хватит ли сил, если утром не встать…»
* * *
Хватит ли сил, если утром не встать,
хватит ли сил, застеливши кровать,
жить во весь быт пародийной страды,
не обмерев с решетом у воды?
Много ли, мало ли света в зрачке
понакопилось и линий в руке?
И незабытых событий весны
в жизни моей о четыре стены?
Да и достаточно ли под рукой
чувств — на четыре строки со строфой —
чувств — на четыре стихии?
Даже и лишние есть, дорогой.
Даже такие.
«Немного музыки, чуть-чуть…
Но изобилует! Вскипает!..»
* * *
Немного музыки, чуть-чуть… Но изобилует! Вскипает!
Куда-нибудь и где-нибудь охапкой пауз расцветает.
Знать, здесь периоды свои, свои «когда», затакты, дали;
одни оркестры в бытии, — услышь, как некогда видали.
Верхи лепечут и низы, капелла птичья, пчел слободка,
а то солистки стрекозы полунеслышная трещотка.
Эол, залетный наш арфист, наперебой, люли и люли,
былинка, ствол, копна, и лист, и вся избыточность июля.
Ведь небосвод — он гулкий грот, так заполночь, как спозаранок,
всех слухачей великий сброд и каждый нотный полустанок.
«За языческим капищем темных…»
* * *
За языческим капищем темных
неосвоенных топей и блат —
уголок из едва ли укромных,
где заклятьями сплошь говорят,
где жестокость не то чтоб жестока,
а беззлобен один нетопырь,
и такая является оку
забубенная даль или ширь,
где не с жиру ты бесишься — сдуру,
и нелепые песни поешь,
и пропившему дар свой авгуру
бесполезный вопрос задаешь.
Печаль
Округу нечто средоточит, изволят радости ветшать.
Печаль накапливаться хочет, и ей не следует мешать.
Ее серебряные створы вплывают в грязные дворы,
таща сквознячные просторы в ушко игольное норы.
И ты, тасуя занавески, захвачен зрелищем врасплох:
печаль таится в лунном блеске всех грязных стекол четырех.
Какое счастье, Боже правый: переполняется, греша,
тоской, раскаяньем, растравой себя забывшая душа.
Так радуйся, на гребне были вплывая в омут налегке,
что нас несчастья не забыли в забытом Богом закутке.
«Прошли апостольские дни…»
* * *
Прошли апостольские дни,
и риза влажная циклона
мерцает в сумрачной тени,
где осень или опаль склона.
Устали птицы куковать,
чирикать, предаваться трели.
Осталось только уповать
и повторять со дна недели:
«Не остави меня, прибежище хрупких,
пристанище странных,
не отринь меня, сорную травку,
садовница лета».
Кладбище
Привет, кладбищенские пчелы!
Как назидателен ваш мед,
его стоическая школа
нектаром мрака отдает.
Настояна ночная брага
на корне местной тишины,
а из воздушного оврага
добавлена щепоть луны.
Привет, могильщиков отряды,
невольных каменщиков ряд,
последних податей обряды,
последней мыты местный ад.
Летят корпускулы ночные,
овеществленья темноты,
на театральные, цветные,
ненастоящие цветы.
Привет, кладбищенские птицы,
гонители фальшивых нот;
на сонмах ваших репетиций
слух, воскресая, восстает.
Переполняются высоты,
трав перепады и агав,
и ниши полые, и соты
из расцветающих октав.
Четверг
1. «Зов понедельника — ау тебе, ау мне…»
* * *
Зов понедельника — ау тебе, ау мне —
из выходных, которым всякий рад.
Припомнив Януса, припомни о Вертумне;
а я люблю четверг: он Гефсиманский сад.
Его сирень лилова, как чернила
в миг ученичества, непроливайка зла;
ему еще луна теней не подчернила,
Страстная пятница тропы не перешла.
Особенно он символичен летом,
природной рамою листвы расчетверен.
Два сына спят, две кошки спят валетом
под сенью звезд и крон.
В наличии оливки и маслины,
все в нощном серебре и счастливы вполне,
посеребрен лучом бочок ослиный,
а мельница бездействует во сне.