Вечная полночь - страница 7

представил я себе, как будут шептать друг другу будущие возлюбленные. — Вот почему он такой мрачный…» Вроде как сломать самому себе ногу, чтоб до людей дошло, отчего ты хромаешь.

Любовь действительно заставляет землю вращаться. Вопрос, вокруг чего?

Мой последний большой добрачный роман происходил с фройлян Дагмар, замужней немкой, приехавшей сюда продавать свое Искусство Перфоманса. А также, как я узнал, она решила отдохнуть от муженька и der Kinder.

Эта черноволосая черноглазая мать двоих детей, по причинам до сих пор для меня туманным, поселилась в гадюшнике у моего партнера-порнушника в Голливудских квартирах за белым забором.

Мы с Дагмар впервые положили друг на друга глаз на съемках «Ночных грез», эротического кино для вечернего показа, который стал для меня и вышеупомянутого партнера первым полномасштабным набегом в страну Икс. Хорошо еще, что первоначально фильм назывался «Дневные грезы», а это входит в noms-de-porn, которые придумали мы с моим приятелем-режиссером.

Я дал партнерше имя «Краска Мечты» — что звучит как претенциозная краска для волос — а себя обозвал «Герберт У. Дэй». Это имя сопровождалось фальшивой легендой. Г.У.Д., объяснял я любопытным, звали директора моей средней школы. Он часто снимал с меня трусы и шлепал. Теперь, мстя ему, я увижу, как эта садистская пуританская жопа существует в качестве порнолегенды, первого человека в авангарде шлепо-ерзанья. (Видите ли, «Ночные грезы» снискали дурную славу, сломав важнейший Барьер Горячей Каши, став первым в истории праздника неприличностей случаем использования в натуральную величину коробки «Пшеничного Крема» для экранного коитуса.)

Что любопытно в порнографии, и для тех, кто занимается штамповкой в этом мрачном бизнесе, это необычное отсутствие стимулирующей обстановки. Так что опыт сидения в крохотном проекционном зале — или на съемочной площадке — и наблюдения за тем, как разнообразные спаривающиеся люди отрабатывают дневную ставку, изображая оргазм, оценивается по Шкале Мотивации где-то между складыванием белья и «Встречей с прессой».

Нет реального способа описать чувство, когда ошиваешься рядом, жуешь пончики суточной давности и чавкаешь плохой жвачкой, трындишь насчет плюсов восстановленных шин по сравнению с новыми в то время, как в десяти футах от тебя красоточка вытянулась на локтях и коленях и ее обрабатывает мускулистый экземпляр, чьим определяющим атрибутом является пенис, настолько солидный, что переплюнул бы в два раза протезированную конечность Билли Барти, если бы ему таковая понадобилась. «Ладно, нужен майонез!» — гавкает режиссер, и тут же мистер Полуметровый пускает струю, а всей группе так скучно, что она устраивает тараканьи бега за декорациями.

Всем этим я хочу сказать, что не думаю, дескать, именно эротический выпад от просмотра «Ночных грез» сподвиг Дагмар подкатить ко мне перед тем, как участники разошлись, и сформулировать прямо таки удивленное обвинение: «Почему ты ведешь себя так, будто меня не замечаешь?»

На что, разумеется, ответа не нашлось. Скажешь: «Нет, я тебя заметил», — и придется объяснять, почему это тогда не продемонстрировал… Признаешь, что их существование от тебя совершенно ускользнуло, — окажешься в еще более худшем положении… А правда в том, что единственный найденный мною способ произвести впечатление на красивую женщину заключается в полном ее игнорировании. (А учитывая мой послужной список, ей очень хочется закрутить со мной…)

Это не безмазовое предложение. Если наносишь удар, тебе не особо плохо, потому что ты так и не совершил настоящего выпада. Если, с другой стороны, вышеупомянутая красавица, от обиды или от уязвленной гордости, приближается к тебе выяснить, что за мужик имеет наглость ее не признавать, не распевать осанны, которые она заслуживает, ты в итоге начинаешь процесс, обеспечив себе уважение, в другой ситуации невозможное.

Пока режиссер со свитой продолжали обсуждать безразмерную гениальность сотворенного ими, я предложил Дагмар смыться вместе.

И в результате мы с этой долговязой тевтонской артисткой с рубинового цвета губами потащились под ручку по Голливудскому бульвару в ужасные десять часов утра. Даже в это время солнечный свет так резок, что любой вменяемый житель вынужден искать убежище. Только в Лос-Анджелесе свет обладает тем пропитанным ужасом, вызывающим чувство вины свойством. Будто само солнце вопит на тебя: