Вечный день - страница 2

Он расселся на всех домах квартала.

Черные ветры овевают его чело.

Ярым взором он всматривается вдаль,

Где в полях разбрелись дома окраин.

Красным брюхом он лоснится в закате.

Вкруг, пав ниц, ему молятся города.

Несчетные колокольни

Темным морем плещут в Ваалов слух.[12]

Пляскою корибантов[13]

Музыка миллионов грохочет в улицах.

Дым из труб, облака над фабриками

Синим ладаном всплывают к его ноздрям.

Буря беснуется в его глазницах.

Темный вечер съела черная ночь.

Волосы от ярости встали дыбом,

И с каждого коршуном взметается гроза.[14]

Кулаки у него — мясничьи.

Он трясет ими тьму, и море огней

Разливается по улицам,[15] жаркой гарью

Выедая дома до запоздалой зари.

В трущобе, в переулочном мусоре,

Где большая луна протискивается в вонь,

С низменного неба свисая, точно

Исполинский череп, белый и мертвый, —

Там сидят они теплой летней ночью,

Выкарабкавшиеся из подземных нор,

В отребьях, расползающихся по швам,

Из которых пухнет водяночное тело.

Беззубый рот пережевывает десны,

Черными обрубками вздымаются руки.

Сумасшедший на корточках гнусавит песню.

У старика на темени белеет проказа.

Дети с переломанными руками и ногами

Скачут, как блохи, на костылях

И ковыляют, один другого громче

У чужого прохожего клянча грош.

Из харчевни воняет рыбой.

Нищие злобно смотрят на кучи костей.

Они кормят потрохами слепца,

А он отплевывается на черную рубаху.

Старики утоляют своих старух

В канавах под мутным фонарным светом.

Тощие младенцы в трухлявых люльках

Пищат вперебой, ищут ссохшуюся грудь.

Слепой шарманщик на широкой черной подстилке

Ручкою накручивает "Карманьолу",[16]

А хромой с перевязанною ногою пляшет,

Сухо прищелкивая ложечками в руке.

Из глубоких дыр ползут самые дряхлые,

На лбах — фонарики, как у горняков:

Хилые бродяги,

Рука на посохе — кожа да кости.

Ночь светлеет. Колокола колоколен

Звонят ко всенощной нищенским грехам.

Отпирают двери. В темном проеме —

Бесполые головы, морщинистые от снов.

Над крутой лестницей хозяйское знамя —

Мертвая голова и скрещенные берцы.

Заглянешь — увидишь: спят, где повязал их

И переломал их адский аркан.[17]

В городских воротах, напыжив брюхо,

Карлик стоит, красуясь во всем красном,

И смотрит в зеленый небесный колокол,

Где неслышно мчится за метеором метеор.[18]

Они бродят в ночах городов,

Черным выгибом гнущихся под их шагом,

Их моряцкая вкруг лица борода —

Тучи, черные копотью и дымом.

В толчее домов их длинные тени

Взмахом гасят шеренги фонарей,

Тяжкой мглой наплывают на асфальты,

Медленно вымаривают за домом дом.

Одной ногой — среди площади,

Коленом — о колокольню,

Они высятся, посвистывая в свирели[19]

В тучах, хлещущих кромешным дождем.

А вкруг ног их завивается ритурнель[20]

Черной музыки городского моря:

Великий заупокой,

Глухо и звонко встягиваясь в темень.

Они сходят к реке, которая,

Как распластанная и черная змея,

С желтыми фонарными пятнами

На хребте, ускользает в гнетущий мрак.

Нагибаясь над парапетом,

Тянут руки в роящуюся толпу,

Как лемуры,[21] сквозь гниль болота

Прорывающие стоки канав.

Вот один встает. Черной маской

Он прикрыл белый месяц.[22] Ночь,

Как свинец, оседая из сумрака,

Втискивает город во мрак, как в щель.

Плечи города трещат. Взламывается

Крыша, красный вскидывается огонь.

И они, топырясь на острой кровле,

По-кошачьи визжат в глухую твердь.

В комнате, набитой сумраками,

Роженица в родах вопит с одра.

Ее брюхо, как гора, над подушками, —

А вокруг нее — дьяволы, головами в потолок.

Ее пальцы вцепились в койку.

В ее крике — комната ходуном.

Прорывается плод,

Раздирая чрево надвое красной раной.

Над ней сдвинулись дьяволы,[23] как жирафы.

У младенца нет головы.

Мать хватает его, вглядывается, откидывается,

Жабьей лапой спину морозит страх.[24]

Только демоны растут выше, выше,

Сонный рог их красным вспарывает небеса,

А вокруг копыт их, огнем повитых, —

Тряс и грохот по недрам городов.

Его выталкивают за калитку.

Там он не мешает своим нытьем.

"Смотри себе в небо!" Вокруг — никого,

Он стоит и шарит глазами в небе,

Мертвыми глазами. "Где оно, где

Небо? Где оно, синее? Синее,

Что ты такое? Мягкое и твердое,