Вечный огонь - страница 23
— Страшно… — доверчиво выдохнул Макар.
— И я боюсь, — неохотно признался Горчилов.
Макар Целовальников удивленно посмотрел на лейтенанта, он не поверил его словам. Лейтенант ведь сам, не раздумывая, вызвался идти к реактору, никто его не неволил, никто не приказывал. Он так уверенно шагнул в зону облучения. Думалось: железный, завороженный. И вдруг — боится!..
Горчилов сказал:
— Страшно, брат, Я только собрался жениться. Отпраздновал помолвку, раззвонил всем, салага! — начал даже иронизировать над собой. — Вот, считал, снова приеду в Питер — распишемся, свадьбу закатим на весь Смольнинский район. Дым коромыслом! «Волги», «Волги», «Волги» в цветах и лентах — свадебный поезд!.. Знай наших! Офицер, подводник с атомной субмарины, североморец, у полюса побывал, готовился вокруг земного шарика, не всплывая, обойти!.. — Горчилов задохнулся, захрипел. Чуть погодя раздумчиво добавил: — Если не мы с тобой, Макар, то кто же?!
А на Целовальникова, только пуще растревоженного признанием Горчилова, еще сильнее накатили уныние и растерянность. Он начал просить, унижаясь:
— Лейтенант, отпустите меня… Обузой буду!..
— Что так?
— Не за себя страшусь. Дочка у меня, Маринка. — Целовальников всхлипнул, вспомнив про Маринку. — Только родилась, а меня призвали на службу, даже не разглядел ее как следует, не насмотрелся. Она же ни в чем не виновата! И жена моя — Толпон — тоже не виновата! Как они останутся без меня!.. Поймите, лейтенант!
— Понять могу. Но отпустить не вправе. Кого пошлю? На лодке лишних людей нет, каждый при своем деле, каждый незаменим. И почему вместо тебя другой? У него тоже одна жизнь… — Вдруг он встал, вынул из зажимов графин с водой, вынул из зажимов стакан, наполнил его, намеревался было выпить, но передумал, протянул воду Макару Целовальникову: — Успокойся!
Макар пил, судорожно глотая, всхлипывая. Горчилов окрепшим голосом неожиданно заявил:
— А почему ты считаешь, что мы обязательно должны погибнуть? Кто это сказал?
Макар поднял на него глаза в недоумении:
— Как!..
— Кто до нас входил в реакторную выгородку? Никто! Какая там сила облучения, какую дозу успеем получить? Кто подсчитал?
— Не знаю.
— Чего же помираешь раньше срока!
— Может, нам вообще не ходить? Побунтует, побунтует котел, сварится и сам успокоится.
— А если нет? Ты этого не допускаешь?
— Не знаю.
— Ни корабля, ни людей!..
— Может, пронесет? — глянул с надеждой старший матрос на лейтенанта.
— Вряд ли. — Горчилов пригнулся, держась левой рукой за бортик верхней койки, заглянул Целовальникову в глаза. — Вот что скажу. Насильно тащить тебя к реактору не стану, не имею права. Оставайся. Если у нас не получится — твое счастье: тогда ты выиграл, не будет с кого спросить, не будет кого обвинять. Но вот если пронесет, если все-таки справимся — я тебе не завидую, парень… Сам себя будешь проклинать, никогда себе этой трусости не простишь: совесть замучит!
Целовальников глядел на него задыхаясь, приоткрыв рот. Горчилов резко повернулся и вышел, рывком прикрыв за собой дверь.
При переходе в смежный отсек он уже было занес ногу над высоким комингс-порогом, нагнулся, намереваясь нырнуть в люк, в это время сзади раздался оклик:
— Товарищ инженер-лейтенант!..
Он обернулся, подождал, пока подойдет старший матрос Макар Целовальников, спросил, не глядя в его сторону:
— Что еще?
— Товарищ инженер-лейтенант, я с вами, — тихо, виновато выдавил из себя Целовальников.
Лейтенант Горчилов смотрел на него по-прежнему строгими глазами, но душой уже отходил, теплел. Ему захотелось по-дружески похлопать этого нескладного костлявого человека. Но он все так же строго ответил:
— Добро! Следуйте за мной.
На Макоцвета и Целовальникова матросы натянули защитные костюмы. Горчилов одеваться отказался, заявив, что его спецовка (так он назвал защитный костюм) там, в реакторной выгородке, и что, если потребуется, ему помогут ее надеть двое, которые идут с ним. Но облачаться в костюм он вовсе не собирался. Знал также и то, что ни Макоцвет, ни Целовальников долго в них не пробудут: не выдержат ни жары, ни тесноты.
Так оно и вышло. Готовя на трубопроводе место для ввода, Макар Целовальников сорвал сперва маску, после освободился и от костюма. Мичман сделал это еще раньше, еще в самом начале работы, когда у него вышла размолвка с инженер-лейтенантом, его прямым командиром, Алексеем Горчиловым. Они заспорили, в каком месте делать ввод.