Вечный огонь - страница 6

— Оставь!

— Чудной ты у меня, Леха. — Она некоторое время плелась за ним, скучая, равнодушно рассматривая расписные потолки, развешанные по стенам картины. Затем начала вредничать. — Леха, погоди!

— Наткнулась на что-то важное?

— Тесемки развязались. Наклонись, будь другом.

Алеша втянул их потуже, завязал бантом. Еще и до конца зала не дошли, как Вера снова взмолилась:

— Второй рассупонился!

Странно прозвучало в устах городской девушки такое слово. Хотя почему же? Ее отец работает возчиком на мелькомбинате. Ездит на широкой телеге-платформе с дутыми шинами. В телегу запряжен мерин-ломовик чалой масти. Грива у него густая, низко падающая с могучей шеи, а хвост короток, как обрублен. Видать, не однажды приходилось слышать Вере от отца о супони.

Алеша снова присел на корточки, стал бережно оплетать ее ногу длинными тесемками. И словно пристыл у Вериной ноги — такая она ему показалась славная. Даже погладил.

— Леха, не дури, — шепотом приказала Вера, густо краснея.

В зале, который носит имя Большой китайский кабинет, она будто прилипла к паркету, не в силах шагнуть дальше. Ее поразили ларцы черного дерева всевозможной величины, фонарики разнообразных форм и окрасок, вазы — и маленькие, стоящие на подставках, на мраморных выступах, и большие, возвышающиеся по сторонам входной и выходной дверей, расписанные лазурью и золотом, — сводчатый потолок с лепными украшениями — непонятными, но забавно-волнующими. На стенах росписи: деревья нездешние с плоскими вершинами, пагоды с задранными углами крыш, птицы райские с неимоверно длинными хвостами. Посередине кабинета огромный бильярдный стол с резными ножками — их много, и похожи они на лапы льва. Поле стола и его приподнятые борта обтянуты зеленым сукном, у шести луз повисают мешочки, плетенные из шелкового шнура. Дальше ступить Вера не решалась еще и потому, что боязно ей было попирать ногами красоту пола: весь он выложен мозаикой, изображал какие-то фигуры и был до того блестящим, что мог отражать тебя как зеркало.

Алеша и Вера долго, одиноко стояли здесь, затем, боясь наступить на картину, нарисованную разноцветными планками паркета, обошли ее у самых стен, заторопились дальше, словно догоняя далеко вперед ушедшую группу с экскурсоводом.

Возвращались к вокзалу молча.

В Алешу вселилось какое-то непонятное раздражение и беспокойство. Ему вдруг захотелось чего-то яркого, необычного. Захотелось сделать что-то такое, от чего бы все изумились. Он морщил нос, со вздохом расчесывал густой чуб пятерней. Вера не однажды видела его таким, но не понимала, что с ним происходит, даже побаивалась. Сейчас попыталась шуткой вернуть его, глубоко ушедшего в себя, к действительности.

— Чего задумал, Геркулес? Никак начнешь чистить авгиевы конюшни?.. — Она недавно узнала легенду о сверхсильном герое и его подвигах. Легенда показалась забавной, потому запомнилась.

Алеша ответил тихо, даже равнодушно:

— Успокойся. Мне всего-навсего захотелось искупаться в море.

— С ума съехал! Май месяц — вода ледяная!

— Тем здоровее.

Он прибавил шагу, почти побежал вниз, в сторону пустынного пляжа, что раскинулся правее пристани, далеко вытянувшись вдоль берега светлой песчаной полосою. Разделся у перевернутой вверх килем шлюпки, посмотрел на Веру, как бы испрашивая дозволения.

Она закинула тонкие руки к затылку, собрала волосы, сдавила их крепко, протянула разочарованно, увидев его обнаженную худобу:

— Не Геркулес… Явно не Геркулес.

Понимая свою неказистость, он застеснялся, сложил руки на груди, будто пытаясь закрыться от ее взгляда. Тело его враз покрылось пупырышками — гусиной кожей, то ли от холода, то ли от сознания собственной незащищенности. Все же сумел выдавить в свое оправдание:

— Была бы кость — мясо нарастет.

Он кинулся к воде, долго бежал с подскоком по песчаному мелководью, затем шумно плюхнулся в желтовато-болотистую воду залива. Выйдя на берег, сделал пробежку-разминку, проворно оделся и как ни в чем не бывало увлек Веру за собой:

— Айда на гору!

— Опять двадцать пять?

— Побежали!

— Чего надумал?

— Пока не спрашивай.

Когда, запыхавшись, стояли на высокой поляне, открытой в сторону города, в сторону моря, он показал ей туда, в глубь залива.