Ведьма Пачкуля, или Магия вредных привычек - страница 13
Ведьма в испуге уставилась на хомяка. Впрочем, мгновение спустя он встряхнулся, шерсть его улеглась, усики опали, он вновь шлепнулся на зад и проворно почесал правой задней лапкой за левым ушком. Пачкуля подумала, уж не привиделось ли ей.
— У тебя есть поесть? — спросил хомяк как ни в чем не бывало. — Яплоки или там моркофки? Я приехать недалека.
— Нет, — рявкнула Пачкуля. — Убирайся. Собеседование окончено.
— Расфе? Но ты софсем не садавать мне фопрос.
Пачкуля вздохнула. Было уже поздно, а она до сих пор не ужинала. Этот назойливый хомяк определенно начинал действовать ей на нервы.
— Послушай, ты! — взревела ведьма.
— Хьюго, — подсказал хомяк.
— Да какая мне разница! Поставь себя на мое место! Ты хоть представляешь, что будет, если я приволоку тебя на очередное сборище? Нас же все засмеют!
— Фсе? Кто есть фсе?
— Ведьмы нашего шабаша, вот кто. Нас всего тринадцать, считая меня. Целая чертова дюжина, как полагается.
— Раскаши-ка поподробнее, — попросил Хьюго, заинтересовавшись.
— Ну, во-первых, у нас есть Достопочтенная Чепухинда, Предводительница шабаша. У нее в помощниках мелкий бес по кличке Проныра. Еще есть Шельма, моя лучшая подруга. Ее помощник — Одноглазый Дадли. Котов вообще многие держат. У ведьм-близняшек Бугага и Гагабу, например, тоже парочка сиамских — Антипод и Антикот. У Макабры-Кадабры — шотландский горный козел по кличке Хаггис. Так, кто там у нас дальше… У Вертихвостки — змея, у Туту — пара летучих мышей. У Мымры — дьяволенок Шелупоня, очень музыкальный, что есть мочи лупит по барабанам. У Тетери — ленивец, у Чесотки — стервятник, у Грымзы — филин, у Крысоловки — крыса. Вот, собственно, и все.
— Фсе, кроме тебя. У тебя никого.
— Уж лучше никого, чем какой-то хомяк. Нет уж, егшеибочки!
— Я не есть какой-то хомяк.
— Брось, парень, все хомяки одинаковы. А теперь ступай, да поживей, а не то как наподдам напоследок. И так угрохала на тебя кучу времени. Давай, проваливай, и наймись-ка лучше к кому-нибудь домашним питомцем.
— Уууууййййяяяяааааааа!
Ночную тишину пронзил душераздирающий вопль. Пачкуля завертелась волчком на одном месте, зажав рукой мочку левого уха, горевшую огнем от острой нестерпимой боли. Обычно такая боль бывает, когда вам в ухо всеми зубами вцепляется хомяк. Собственно говоря, именно это и приключилось с Пачкулей.
— Ой-ей-ей-ей-ей, — стонала ведьма, жадно глотая ртом воздух и не переставая скакать на одном месте. Она тщетно пыталась скосить глаза и сбить рукой маленький меховой комочек, который болтался у нее под ухом вне поля ее зрения. — ОЙ-ЕЙ-ЕЙ! УДИ! ОЦЕПИСЬ! ЩАЖЖЕ ОЦЕПИСЬ!
Хьюго не отпускал.
— УДИ, говорю! ОТЦЕПИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ ИЛИ Я ПРОВЕРНУ ТЕБЯ ЧЕРЕЗ МЯСОРУБКУ! Я СДЕЛАЮ ИЗ ТЕБЯ ФАРШ, УЖ ПОВЕЕЕЕЕЕРЬ…
Хьюго не отпускал.
— ХОЧЕШЬ СТАТЬ ХОМБУРГЕРОМ? ХОЧЕШЬ? Ыыыыы! — жалобно ныла Пачкуля сквозь стиснутые зубы, не переставая приплясывать на месте.
Хьюго не отпускал.
— Ну пожалуйста, — захныкала Пачкуля, меняя тактику и переходя от угроз к мольбам. — Отпусти, и я дам тебе хлебных крошечек. Целую гору! А еще яблочный огрызок, обещаю! ОБЕЩАЮ!
Хьюго не отпускал.
Пачкуля еще немного покружила по комнате, а Жаба-в-кляре даже зааплодировала, потому что ей показалось, будто ведьма решила потанцевать.
— Я НАЛОЖУ НА ТЕБЯ ЗАКЛЯТЬЕ! ВОТ УВИДИШЬ! ЕЩЕ КАКОЕ! — яростно заверещала Пачкуля и принялась рыться в памяти в поисках подходящего заклинания по удалению хомяков с ушей. Но все ее усилия оказались напрасны. Ничего такого ей на ум не приходило, а в голове вертелась одна единственная мысль: МНЕ БОЛЬНО!
— Что ты от меня хочешь? Что? ЧТО? — сквозь слезы провыла ведьма.
— Испытание, — проговорил Хьюго настолько отчетливо, насколько позволяло это сделать Пачкулино ухо, которым был забил его рот. — Испытательный срок. Потом ты решать, хорош я или нет.
— Ладно, ладно! Твоя взяла! Сдаюсь!
К ее великому облегчению, Хьюго разжал челюсти и легонько плюхнулся ей на плечо.
— Прошу меня простить, — вежливо извинился он, потом проворно скатился по руке и спрыгнул на пол, где тут же начал принюхиваться в поисках крошек.
Пачкуля бросилась к раковине, чтобы поскорее приложить к пылающему уху смоченный грязный лоскут. Щеки ведьмы горели от стыда румянцем. К счастью, ее позора никто не видел и можно было не беспокоиться о том, что по лесу поползут слухи, будто ее покусал бешеный хомяк. Правда, она не учла Жабу. А зря! Едва придя в себя, та первым делом растрезвонила о приключившемся кошмаре по всей округе.