Век Екатерины - страница 4
— Пишет его превосходительство генерал-поручик Бецкий Иван Иваныч: не соблаговолю ли я принять его нынче пополудни. — Не спеша засунул листок в конверт, снял очки и миролюбиво закончил: — Что ж, соблаговолю. Дайте мне перо и бумагу, отпишу согласие. — Посмотрел в сторону жены: — Ты уж распорядись, Елизавета Андреевна, чтобы тут прибрались, пыль смели да и приготовили кофей с выпечкой: надо бы попотчевать гостя.
— Мошет, што сурьезнее, Михель? — озабоченно спросила она. — Штокфиш[5] под соус, белое вино?
— Да, вино — пожалуй. А сурьезней не надо — он придет по делу, а не обедать. Нет, на крайней случай приготовь рыбу с пареной репой — может, и откушаем.
Дамы хлопотали по дому, а профессор со слугой Митькой приводил в порядок беседку в саду — стол и летние кресла. Приказал Митьке вычистить парадный костюм — вышитый камзол со множеством пуговиц, длинный, с рукавами, плюс жилет и штаны, брючины которых застегивались чуть ниже колена; светлые чулки выбрал самостоятельно. А пока слуга драил башмаки, Михаил Васильевич походил взад-вперед возле головных болванов с париками — надевать иль не надевать? Лето, жарко, он ведь у себя дома, а не во дворце или в Академии, — можно пренебречь; но, с другой стороны, Бецкий — генерал, секретарь ее величества и визит явно деловой, значит, надо быть в полной амуниции, так сказать. Эх, придется натягивать, черт его дери, ничего не попишешь; и к тому же Иван Иванович — человек щепетильный, светский, больше половины жизни прожил в амстердамах с парижами, может счесть за неуважение, если встретить его с непокрытой лысиной; надо надевать!
К половине первого было все готово, и хозяин при параде восседал в гостиной. Посетитель не заставил ждать себя долго, у ворот остановилась его карета, доложили, Ломоносов вышел навстречу, оба мужчины почтительно раскланялись.
Бецкий, шестидесятилетний молодцеватый господин, стройный не по годам, был в напудренном белом парике, треуголке с перьями, кружевном жабо, черном солитере вокруг шеи и камзоле «жюсокор» тончайшей работы; по сравнению с его дорогим костюмом, облачение профессора выглядело бедно и грубо. «Хорошо, что парик все-таки надел», — промелькнуло у того в голове.
— Мы накрыли в саду, — объяснил Михаил Васильевич. — Вы не против, ваше превосходительство?
Генерал-поручик снисходительно улыбнулся:
— Я не против, в саду так в саду. — Снял треуголку и отдал с перчатками слуге. — И прошу вас без церемоний и реверансов, mon cher ami[6], мы не на светском рауте, я хоть и лицо официальное, но заехал к вам, скорее, по-дружески, нежели по протоколу.
— Очень, очень рад, — оживился ученый. — Мне так легче будет. Я ведь в свет не вхож, протокол для меня — точно нож острый.
— Вот и Бог с ним, станем говорить по-простому.
Сели в кресла в беседке, Ломоносов представил свою жену, та с поклоном разлила по чашечкам кофе.
— А у вас тут чудесно, — осмотрелся Иван Иванович. — Райский уголок. Пруд, цветы. Можно похвалить вашего садовника.
— Полноте, какого садовника! — усмехнулся профессор. — У меня и прислуги-то в доме только три человека, на мое жалованье больше не прокормим. Все цветы — женина забота. А в саду управляюсь в основном сам, делаю прививки перочинным ножичком, что привез из Германии.
— Славно, славно: тишина, покой, воздух превосходный.
— Да, что есть, то есть: при хороших погодах я работаю завсегда в беседке — обложусь, знаете ли, книгами и пишу, пишу. Сочиняется здесь отменно.
— Представляю себе.
Оба выпили кофе, помолчали. Наконец, Бецкий перешел к сути своего посещения:
— Я ведь к вам, дражайший Михайло Василич, не по праздности ехал, а с приветствием от ея величества матушки-императрицы.
Приподнявшись, хозяин поклонился, приложив руку к сердцу:
— Преисполнен благодарности и священного трепета.
— Да-с, конечно. Завтра в это время самодержица наша соизволят visiter votre maison et faire une entretien d’affaire[7].
Явно порозовев от нахлынувших чувств, собеседник ответил:
— Счастлив и благоговею уже в сладком предвкушении. Подготовимся со всем[7] тщанием. Но осмеливаюсь спросить вас, Иван Иваныч, до каких предметов простирается интерес ея величества? Дабы не застигнутым быть врасплох.