Век Екатерины - страница 6
Тауберт начал горячиться:
— Вы напрасно думаете так, милый Август. Государыня всячески старается походить на русскую, даже распускает глупые слухи, будто Бецкий — ее отец, будто мать ее с ним грешила в молодости.
— Это правда?
— Чепуха, конечно. Но весьма сейчас в моде в светских кругах. Как бы там ни было, защищать иностранцев впрямую она не будет, чтобы не вредить своей репутации.
— Ну, не знаю, не знаю, — отозвался историк, — сможет ли нынешний президент Академии господин Разумовский сдвинуть с места этакую махину. Он приятный человек, но не более того. Тут необходим крупный авторитет. Целеустремленный, упрямый…
У Ивана Андреевича от наплыва чувств даже съехал на затылок парик.
— Есть такой! — прошипел он, склонившись к другу. — Бецкий выбрал своим орудием Ломоносова! Понимаете — Ломоносова! Русского медведя!
Шлёцер помрачнел:
— О, вот это уже серьезно.
— Более чем серьезно, мой дорогой! Если Ломоносов встанет во главе Академии, нам конец. Нашим планам конец!
Август Людвиг проговорил:
— Возвратиться в Германию мы всегда успеем.
Тауберт, закатив глаза, глухо произнес:
— Вам-то что, молодому, рьяному — вы успеете сколотить капитал везде. Мне уже поздно начинать в Германии с чистого листа.
— А нельзя ли как-то воспрепятствовать замыслам Бецкого? — озадачился его протеже.
У хозяина типографии вырвалось:
— Если только Бог приберет Ломоносова!
Оба с перепугу перекрестились. Шлёцер заметил:
— Кстати, говорят, Ломоносов тяжко болен…
Собеседники встретились взглядами и замолчали. Каждый подумал о своем. Но пришли они к общему выводу: новая цель их объединит еще больше.
Понедельник, 7 июня 1764 года, выдался нетяжелым: ни прохладно, ни жарко, облачка на небе, легкий ветерок. Бецкий ехал в одной карете с двумя Екатеринами — самодержицей и ее ближайшей подругой, княгиней Дашковой. В свете говорили, что последняя — не простая, а интимная подруга государыни; впрочем, как говорится, свечку никто не держал… Дашковой шел в ту пору двадцать первый год, но она была матерью уже троих детей (младший сын родился семь месяцев тому назад). Юная, пикантная, с дерзким взглядом, в новомодных нарядах и высоком белом парике, выглядела она превосходно. Бецкий развлекал дам-насмешниц байками о крутом нраве Ломоносова: несколько лет назад на того напали трое бродяг, чтоб ограбить, так профессор их поколотил; в результате первый бродяга потерял сознание, третий убежал, ковыляя, а второго химик сам «ограбил» — снял с него одежду и унес, в виде компенсации за доставленные волнения. Из чего генерал-поручик делал вывод:
— Именно такой человек должен встать во главе Академии и очистить ее, как Геракл авгиевы конюшни.
— Вы, конечно, правы, Иван Иваныч, — согласилась императрица, — но поймут ли нас в свете? Сын крестьянина, хоть и вольного, хоть и жалованный теперь дворянин за его заслуги, но крестьянина, простолюдина, во главе такого ведомства? Нет, боюсь, не поймут и осудят.
— Что же вы намерены предложить ему в таком случае?
За царицу ответила княгиня:
— Я придумала лучший вариант: учредить должность вице-президента. Пусть пока президентом останется Разумовский, больше для афиши, для отвода глаз. А на самом деле распоряжаться всем станет Ломоносов.
Секретарь расплылся:
— Это гениально! Волки, как говорится, сыты и овцы целы. Или по-французски: ménager la chèvre et le chou.
— Soit![9] — подытожила государыня.
Дом Ломоносова находился на набережной грязной Мойки (адрес — Большая Морская, 61[10]); если быть точным — даже не дом, а целая усадьба. Весь участок делился на две неравные части: меньшую (постройки) и бульшую (регулярный парк с крытыми зелеными аллеями, стрижеными деревьями и кустарниками и фруктовым садом). Главное, двухэтажное здание находилось в правом углу за ажурной решеткой. В левом, тоже двухэтажном, располагались лаборатория и мозаичная мастерская. Рядом с прудом высилась обсерватория.
Царская карета, окруженная десятком конных гвардейцев, встала против ворот. Бецкий вышел первым и помог дамам спускаться по ступенькам. На крыльце поджидал гостей Ломоносов в парике и парадном костюме, а из-за спины его выглядывало семейство — дочь, племянница и супруга, по бокам — мастеровые, ученики и прочий люд. Все отвесили низкий, земной поклон. Государыня улыбнулась: