Вековые конфликты - страница 25

Недоверие человек возбуждал нередко не из-за своих взглядов, а из-за своей родословной. А это недоверие к искренности исповедания католической веры оказывалось равнозначным сомнению в его лояльности к государству, подозрению, что он является скрытым агентом или потенциальным союзником внешнего врага.

Между тем реальных «еретиков» было очень немного. В 1558 году в Севилье и Вальдолите были раскрыты небольшие группы протестантов (строго говоря, речь шла просто о сторонниках отдельных реформ внутри католицизма). Последовали жестокие репрессии. 8 октября 1559 г. сам король Филипп II в сопровождении своего сына и брата дона Хуана Австрийского присутствовал на одном из аутодафе. Филипп обнажил шпагу и заявил: «Если мой сын впадет в ересь, я сам лично принесу хворост, чтобы сжечь его». Некоторым из осужденных, когда их вели на костер, вставляли в рот деревянный кляп, чтобы они не могли выражать свои еретические взгляды к соблазну собравшейся толпы. Протестантов сжигали в Севилье и Толедо, в Сарагосе и других городах6.

В последнее время в западной исторической литературе явно проступает тенденция к занижению числа жертв испанской инквизиции. По новейшим оценкам, с 1550 по 1700 год инквизиция рассмотрела 150 тысяч дел. Из 42 тысяч, протоколы которых сохранились в архивах, три-четверти касались обвинения в ереси, остальные - в оскорблении нравственности; 687 обвиняемых были казнены, еще 619 приговоренных к смерти либо бежали, либо скончались в тюрьме . Даже если доверять этим цифрам, никак нельзя преуменьшить огромного деморализующего влияния святого трибунала на общественную жизнь Испании и других стран.

Fie распространение ереси вызвало учреждение инквизиции, скорее наоборот - учреждение инквизиции способствовало сохранению ереси. Речь шла не о ликвидации ереси среди морисков и марранов, а о ликвидации морис-ков и марранов как определенных этнических групп. По сути дела, для них не существовало способов избежать внесения в тот роковой список, от включенных в который инквизиция всеми неправдами добывала признание вины. Иначе говоря, инквизиция преследовала лиц, которые не могли избежать преследования, ибо критерий, по которому они попадали в число обреченных, определялся не их действиями, а их происхождением. Враг, которого преследовала Супрема, был врагом не по своей воле, не в результате каких-то поступков, а вследствие принадлежности к определенной группе населения. Критерий' не был подвластен человеку. А это означало, что врага церкви и государства обнаруживали даже в том случае, если не было и намека на сознательную оппозицию, будь то ересь или любые другие считавшиеся предосудительными деяния.

Супрема заранее обеспечивала себя достаточным количеством еретиков, как бы они ни стремились быть правоверными католиками. В случае с Испанией это свидетельствовало о том, что спрос превышал предложение, что «добровольных» еретиков явно не находилось в достаточном количестве и их приходилось создавать самой инквизиции. (Недаром вымогаемые признания неизменно включали указания на обычно значительный круг мнимых сообщников, причем опять-таки поведение каждого конкретного человека, как правило, отнюдь не влияло на то, попадал или не попадал он в их число.) Официально же инквизиция никогда не признавала, что она преследует кого-либо по каким-то иным мотивам, кроме сознательно совершаемых преступлений против веры.

Преследование людей не за убеждения, а за происхождение породило в Испании XVI века и воззрения, и практику, во многом подобные расизму XIX и XX веков. При сословном строе средневековья происхождение предопределяло положение в обществе. Однако чистота крови ценилась прежде всего как чистота знатной, дворянской крови вне зависимости от национальности. Средневековая система ценностей вполне допускала межнациональные браки между равными по социальному статусу, но исключала межсословные брачные союзы.

Исходя из испанского представления о чистоте крови налагается запрет и на внутрисословные браки между старыми христианами и «новыми» - самими морисками и марранами или их потомками. А это, в свою очередь, препятствовало ассимиляции «новых христиан» и как бы увековечивало опасность, которую они в глазах власть имущих представляли для церкви и государства. Любопытно, что для чистоты происхождения требовалось, чтобы в числе предков не было не только «новых христиан» (тем более мусульман или иудеев), но также лиц, осужденных инквизицией. Постепенно к тому же «новым христианам» запрещалось быть членами инквизиционных трибуналов, университетскими профессорами; круг запретных для них государственных должностей со временем все больше расширился.