Вексельное право - страница 22
– Какая прелесть! – снова восклицал Евгений Александрович. – Вот она, душа истинного охотника-любителя!.. Бескорыстное чувство – любовь к красивому выстрелу!.. Послушали бы эти проникновенные слова некоторые наши рвачи, хапалы с ружьем, мясники!.. Однако слушайте, братцы, я заканчиваю:
– Видно, не дурак был выпить, охотник, – резюмировал Кружилин, закрывая книгу. – Ну да, кто богу не грешен, советской власти не виноват?.. Помните, даже у Некрасова есть: «…Выпьем мы по доброй чарочке и отправимся стрелять…»
Гремели рукоплескания, к вызолоченному тому тянулись жадные руки.
– Что это, Евгений Александрович?
– Как называется, Евгений Александрович?
– Дайте взглянуть, батенька…
Кружилин предупреждал:
– Только осторожно, голубчик!.. Сами понимаете: уникум!.. По сути – цены нет книжечке!..
И пока книгу благоговейно передавали из рук в руки, с жаром рассказывал:
– Зашел сегодня по делам службы к старушке одной – объявить, что Госстрах отказал ей в выплате премии за сгоревшую конюшню… Смотрю: старушенция лезет в шкаф, завешенный чем-то темным, извлекает с полочки и подает мне этот шедевр!.. Муж-то у нее был замечательный охотник, но связал его черт с колчаковщиной!.. Погиб не за понюшку, а библиотечка уцелела… Это, друзья, – знаменитый фокинский журнал «Охота» за тысяча восемьсот девяносто шестой год! Двенадцать томов, и все отличной сохранности и в таком роскошном переплете!.. Но дорого запросила вдовица, мне не по карману. Вот если у кого из вас есть свободные деньги – грех упускать такое сокровище!..
Несмотря на большую стоимость букинистического комплекта, сразу находилось два, четыре, десять покупателей…
Книги в квартиру купившего доставлял на извозчике сам Евгений Александрович. Иногда в его руки попадали ценности более материальные.
Охотничий кинжал в ножнах кавказского серебра.
Позолоченная, с эмалью, серебряная пистонница.
Роговая пороховница, отделанная перламутровой инкрустацией.
Медвежий нож с клеймом знаменитого мастера-оружейника Артари Коломбо.
Все это были вещи старинные, редкие. Так называемая «антиквария».
Однажды и мне удалось подержать в руках, принесенный Кружилиным в магазин, изящный кремневый пистолет первой четверти прошлого века. На пистолете было выгравировано и, по-старинному, залито золотом: «Порутчик Михаил Юрьев Лермонтов».
– Неужели?! – поразился я.
– Сами видите!
– А почему без твердого знака?..
– Гм!.. Почему, почему!.. Черт его знает почему?.. Может, гравер был, по тому времени, безграмотным…
Пистолет тут же купил за изрядную сумму нэпман-колбасник Рыбкин, ворча:
– Твердый, аль мягкий, аль краковский – выдержанный… нам это без интереса. А вещица занимательная: повешу на ковре, знакомым показывать буду… Получайте денежки, уважаемый… Твой пистолет-то?
– Ну, что вы!.. Где мне такую вещь иметь!.. Марья Спиридоновна попросила продать, супруга бывшего городского головы…
– За так?..
– Я не коммерсант… – пожал плечами Кружилин.
– Ну и чудак!.. Тут из половины можно было сорвать с той… Марьи Спиридоновны!.. Никак не мене! Ладно, дело не наше, давай вещь…
Очень любил Евгений Александрович молодежь.
Всех молодых охотников города знал наперечет – у него была удивительная память на лица – и обращался он к охотничьей молоди с отеческой теплотой: «Боречка», «Ванюша», «Василек»…
Или напротив, уважительно и весомо называл, как равных – по имени-отчеству.
Для комсомольской братвы, привыкшей к пофамильному обращению, это являлось ощутимым доказательством собственной значимости.
Известно, что такое восемнадцать – двадцать лет.
Еще не существовало стадионов, и само слово «спорт» было достоянием немногих обладателей гантелей и велосипедов, и ребята, очертя голову, бросались в охоту, где была и гимнастика, и кросс-коунтри, и гребля, и, конечно, – стрельба.
Охота – занятие, в котором спорт помножен на романтику следопытства, – увлекала парней, больше чем девушки.
Молодежь любит поспорить.