Вектор ненависти - страница 8

– Теперь мы слушаем тебя.

Сидевший понуро Серёжа даже не понял, что обращаются к нему. Тогда мама тронула его за руку, и он поднял голову.

– Слушаем тебя, – спокойно повторила директор.

Серёжа раскрыл рот, но ни мыслей, ни слов у него не было. А все ждали, он должен был говорить, и это понуждение лишило его последних сил: мальчик неожиданно зарыдал. Внезапно, резко, со всей мочи. И звуки рыданий похожи были на слова, будто мальчик оправдывался – и его оправдание с плачем клокотало в горле.

Сидевшая рядом мать обняла его, и он уткнулся в её пальто, словно ища защиты. Отец, степенный и молчаливый, встал и бросил директору:

– Могли бы говорить и помягче!

Та открыла рот, чтобы возразить, но речь про дисциплину, плохое воспитание, дрянное поведение, ответственность за свои поступки и за последствия, к которым эти поступки приводят, – речь эта так и осталась невысказанной: слишком злобно смотрел на неё Тосин-отец.

Психолог подошла к маме:

– Вам лучше выйти в коридор.

– Да-да, – сказала та, встала вместе с сыном и вывела его из кабинета.

Недовольная тем, что постепенно нагнетаемое ей напряжение привело к слишком быстрому – и совершенно не запланированному – срыву, директор подождала, когда оставшиеся рассядутся, и обратилась к отцу:

– Тогда расскажите вы.

– Что рассказать?

– По поводу случившегося. Ваше объяснение.

– Выслушивают ребёнка и родителей, – пояснила соцпедагог. – Пункт такой.

Отец, соображая, помолчал некоторое время, пожал плечами и произнёс:

– Мне сказать нечего.

Директор рассчитывала на нечто подобное и, как только обнаружилась брешь в уверенности противника, пошла в наступление:

– Но ведь с вашим сыном произошёл инцидент.

– Да.

– И нам всем, – она обвела взглядом присутствовавших, – нужно знать причины. Какие мотивы побудили ученика совершить столь безрассудный поступок.

Вяльцеву стало противно. Он бывал на советах профилактики и знал, что эта часть процедуры – самая унизительная. Сперва каяться и выворачивать душу наизнанку заставляют ребёнка, а потом – его родителей. И Виктория Дмитриевна Удальцова проделывала это умело, с деликатной изощрённостью. Отцу Тосина хотелось, чтобы она вела себя помягче, – и она будет вести себя мягче. Настолько мягче, что тошнота возьмёт. «Где она только научилась такому изуверству? Специальные курсы для директоров есть, что ли? Или, чтобы стать директором, нужно быть прирождённым изувером?» – гадал Вяльцев.

– Я не понимаю, как это случилось, – глухо проговорил отец.

– Тогда давайте подумаем вместе.

«Вот! Вот оно: вместе! Давай, Тосин-папа, выкладывай всю подноготную. Живописуй семейные проблемы. Сколько времени уделяешь воспитанию сына, а сколько времени не уделяешь».

– Чем ваш сын увлекается?

«И на что засматривается?»

– С кем дружит?

«Гуляет ли допоздна? Перезванивается ли с девочками?»

– Что читает? Какие фильмы смотрит?

«Какие сайты посещает? Был ли застукан с порнушкой? Восьмой класс – самый возраст».

– Виктория Дмитриевна, – вмешался Вяльцев, – я уверен, что Серёжиному папе, простите, вылетело из головы, как вас зовут, действительно нечего сказать. Я думаю, что уход сына из дома оказался для родителей полной неожиданностью.

– Вот и плохо, Андрей Александрович. Вот и плохо, что подросток сбегает из дома – а для родителей это полная неожиданность. Я подготовилась к нашему собранию. Вот, полюбуйтесь, – и из-под кипы лежавших перед ней листов директор вынула книжку.

Психолог ойкнула, и директор обратилась к ней:

– Сталкивались?

– Слышала о таких блокнотах, – уклончиво призналась та, и деланая неопределённость ответа выдала её куда более глубокую осведомлённость.

– Слышали? Теперь вот возьмите, полистайте. Я вам всем покажу, – директор вытянула перед собой руки и стала листать книжку, – смотрите. Это что-то вроде ежедневника, называется «Уничтожь меня». Задания на каждый день. Начинается с инструкций: «Всегда носи с собой. Следуй всем указаниям». Дальше вроде бы безобидно: «Оставь страницу пустой». А вот читайте: «Встань сюда, вытри ноги, прыгни сверху». Ребёнок должен это выполнить, да так вытереть ноги, чтобы следы остались. В уличной обуви, понимаете? «Разлей, расплескай, накапай».