Велик - страница 7
А в чем тогда?
И что теперь делать?
Конечно, он помнил, что предлагал ему старина Мокеле, но это ведь он не всерьез! Кто и когда мог представить себе Анчара Атландского, исследователя, фанатика големостроения, адепта фундаментальной магии, в честь которого было названо несколько алгоритмов и даже один тип схема, в роли...
- Да пребудет на белом шамане благословение Большого Полуденного Жирафа?..
Дверь приоткрылась беззвучно, и в образовавшуюся щель - сантиметров пять - просунулся фрагмент лица с испуганно вытаращенным глазом.
Почти немедленно встретившимся с точно такой же парой глаз.
- Что? - тупо уставился на визитера атлан.
- Белый шаман принимает? - так же благоговейно вопросил посетитель.
Первой реакцией волшебника было сказать, что белый шаман напринимался вчера на месяц вперед, но тут в его голову пришло, что гость может иметь в виду нечто другое - и осторожно кивнул[10].
- Да. Заходи.
- Да пребудет на белом шамане... - повторили подрагивающие губы, и визитер, оглянувшись воровато, почти вбежал в дом - и оказался визитершей, матроной лет сорока и килограммов на сто больше.
- Садись, - предложил Анчар.
Женщина послушно плюхнулась на табуретку, вздымая облако пыли с земляного пола кучей юбок и подъюбников, и прижала к себе прикрытую белой тканью корзину.
Табуретка под весом гостьи отчаянно заскрипела.
В комнате распространился запах сырой рыбы, желудок, содержавший исключительно пары алкоголя, попытался выскочить наружу, и рука атлана метнулась ко рту.
- Да пребудет... на белом шамане... - неуверенно проговорила матрона и вопросительно уставилась на хозяина.
- Чем... могу помочь? - чародей судорожно сглотнул и лихорадочно принялся думать про что угодно, только не про еду.
Например, про головную боль.
В какой-то степени это помогло.
- Э-э-э... - протянула та, нервно дергая за край огромного цветастого платка, превратившего ее голову в шар. - Оламайд меня зовут. Я тут недалеко живу. Меня все знают. Я рыбой торгую на Китовом базаре, и у меня всегда только самая лучшая рыба, самая свежая, и креветки, и мидии, и крабы, и кальмары, и мясо кита, само собой, а тунец - так вообще самый крупный на всем побережье, потому что привозит мне его Нсия Звездорукий, это у которого жена в прошлом году тонула, но ее откачали, и теперь она жива-живехонька, но не в себе, как кукушка без часов, бедняжка... Но мы ее приглашаем к нам посидеть вечерами - вместе с семьей, конечно, потому что у Нсии всегда самый крупный тунец на всем побережье, и еще не хватало, чтобы он его отдавал этой вертихвостке Тапиве или мошеннице Эфуа! Я-то покупателей не обманываю, и рыбаков тоже, я честная торговка, кто бы что ни говорил, вроде этой дуры Абангу из дома за пекарней, или старой сплетницы Маньяры, или зазнайки Удо, которая думает, что если у нее в саду растут личи, то она самая лучшая хозяйка квартала! У меня, вон, персики в саду растут, и карамболь, и нойна, а я одна за ними ухаживаю, и с соседями лажу...
- Куда? - чувствуя, что нить разговора как-то странно сплетается то ли в кружево, то ли в силок, потерянно сморгнул атлан.
- Что? - гостья удивленно прервала пересказ семейно-фруктово-рыбных новостей.
- А, да... Ладно. Хорошо. Давай дальше, - сообразил и конфузливо прикусил губу маг.
Недоуменно глянув на хозяина, женщина, тем не менее, продолжила с тем же вдохновением:
- И мужа моего тоже все здесь знают! Он китобой известный, и у него есть шхуна и команда, свои, а вот наш дом ему от отца достался, большой, из настоящего камня, черепицей крытый. Его отец был китобоем, тоже известным, конечно, и у него тоже была шхуна и команда, а дом ему пришел в наследство от деда, в смысле, не его деда, а деда моего мужа, который тогда еще не был моим мужем, и дед вообще не знал, что у его сына, отца моего мужа, будет сын, мой муж, и про меня он, конечно, не знал, потому что кит его уволок в океан вместе с гарпуном и половиной шхуны, но перед тем, как утонуть, он завел восемь сыновей, и отец моего мужа - старший, а так как его дед - тоже известный китобой...
Анчар ощутил, что его размягченные вечерней дозой алкоголя мозги медленно плавятся, превращаясь в манную кашу, и что если он хотя бы на мгновение задумается, про какого сына отца деда мужа сейчас говорит эта ужасная женщина, то превращение станет окончательным и необратимым.