Великанша - страница 13

На холмы пустынной жизни я взбиралась одиноко.

Озаренный светом солнца, он явился предо мною.

Небо осени сияло в его ярко–синем взоре.

Зимний лес делился тенью с облаком его волос.

Дела на комбинате шли неважно. Байрон смирил свой буйный нрав, взял себя в руки и давал волю безумству, лишь гоняя на спортивных автомобилях по холмам за городом. Его новый «феррари» идеально подходил для этого. Но умение держать себя в руках не всегда равнозначно умению держать компанию на плаву: к сожалению, с момента смерти отца Байрон нисколько не продвинулся в изучении бизнес–стратегий и планов продвижения. Комбинат пал жертвой научно–технического прогресса. До появления Мэтью Пирсона, которого Байрон нанял по совету юрисконсульта компании Кертиса Хэннока, всё рабочие процессы на комбинате происходили точно так же, как во времена Нельсона Дикенсона. Естественно, компания не могла конкурировать со своими продвинутыми собратьями. Реорганизацию необходимо было начать еще лет десять назад, вводя инновации постепенно, шаг за шагом. Но этого не произошло, и вовсе не потому, что Нельсон так сильно цеплялся за традиционные методы производства. Просто Байрон не проявил вовремя инициативу и не выступил с новыми идеями, когда компания в них так нуждалась. Теперь же спасти комбинат могли только радикальные перемены, причем проводить их следовало срочно, а денег на это не хватало. Мэтью Пирсон знал, как выбраться из кризиса, однако Байрон, не вняв совету Кертиса Хэннока. отказался брать займы на покупку и установку нового оборудования. Пытаясь выкарабкаться, компания хваталась за мелкие контракты, от которых отказывались конкуренты, рассчитывающие на крупную рыбу. Дела шли всё хуже, работники сокращались, а Байрон всё чаще устраивал бешеные гонки на своем «феррари».

Любовь Элизабет вначале была безответной: девушка жила романтическими мечтами и воображением. Мэтью же об этом даже не подозревал. Но внезапно всё изменилось, и между ними вспыхнуло сильнейшее чувство. Однажды вечером Байрон пригласил Мэтью в Дом Дикенсонов, чтобы поговорить о нововведениях на комбинате. По чистой случайности Мэтью подошел к лестнице, ведущей на второй этаж, как раз в тот момент, когда Элизабет, одетая в белое девчоночье платье, спускалась вниз. При всей поэтичности своей натуры, она не знала, что такое бывает — при правильном освещении и определенном внутреннем состоянии. в какой–то момент высокая, стройная девушка, не красавица, но с четкими, нежными чертами лица и грациозной осанкой, в глазах смотрящего превращается в сказочную принцессу. Так оно и случилось. Холодным дождливым вечером Мэтью впервые вошел в Дом Дикенсонов, и дом принял его в свои объятия, окружил теплом, очаровал старинными интерьерами — правда, с некоторыми вкраплениями привнесённой Байроном современной техники. Во всём этом Мэтью увидел невероятную прелесть, возможно открытую только ему одному. Но это первоначальное ощущение от встречи с Элизабет осталось с ним до его последнего дня.

Мэтью стал частым гостем в доме. Свои визиты он не стремился оправдывать необходимостью обсудить плачевное состояние комбината. А после того, как в конце шестьдесят третьего он признался Элизабет в чувствах, никакие оправдания уже и не требовались. Впрочем, Мэтью они и вовсе были не нужны, а вот Элизабет, предпочитавшая приватность даже в самых обыденных вещах, хранила свою любовь в глубокой тайне, так же, как и стихи, которые писала в своей комнате в пансионе. Весной шестьдесят четвертого она закончила учебу, и они с Мэтью объявили о помолвке. Сообщение об этом появилось в местной газете ровно в тот же день, когда Байрон Дикенсон на полной скорости влетел в опору моста. Рулевая колонка разбитого «феррари» раздавила ему грудь и аккуратно срезала макушку.

Хуже всего было с цветами. Элизабет любила дикие цветы, а вот культивированные на дух не выносила. Больше всего она ненавидела хризантемы. Но хризантемы были в каждом букете, в каждом принесённом венке. И цветочная композиция с уродливой золочёной надписью «От дочери», заказанная по телефону, почти вся сплошь состояла из хризантем. Лучше бы там были фиалки и незабудки, горечавка и донник, тысячелистник и наперстянка, лютики, вероника, люпины…