Великанша - страница 16
Портрет оставался неподвижным.
— Заходи и садись. Лиз. Ты же бледная, как привидение. Поверь, это совсем не то, что ты думаешь, и не имеет к нам никакого отношения…
Портрет ожил и превратился в девушку. Девушка повернулась и пошла прочь. Мэтью следовал за ней до лифта, отчаянно доказывая, что всё не так, как выглядит, что она ошибается, и при этом след помады на его щеке разгорался всё ярче и ярче.
Элизабет вошла в лифт и молча смотрела, как двери, закрываясь, стирают его страдальческое лицо. Часом позже, садясь в поезд, следующий в Свит Кловер, она навсегда оставила на перроне маленькую девочку, которой когда–то была.
Дом Дикенсонов, задраив все двери для внешнего мира, встал на якорь, как большой корабль посреди реки времени.
Элизабет Дикенсон сидела в вольтеровском кресле у холодного камина. Телефон звонил, наверное, десять раз подряд, но она не подняла трубку.
Вскоре звонки прекратились, потом начались снова. Элизабет не шелохнулась.
Рядом на табуретке для ног стоял поднос, на нем — тарелка с остатками тоста, которым она позавтракала, и полчашки остывшего кофе. Часы показывали 16:16. Значит, сейчас день Первый день после женщины с рыжими волосами.
На подъездной дорожке взвизгнули шины, хлопнула дверца автомобиля. Телефон, наконец, замолчал, но начал звенеть дверной звонок. Он звонил, звонил и звонил.
— Я знаю, что это ты. Мэтт. — прошептала Элизабет. — Уходи Пожалуйста, уходи!
Звон прекратился. Его сменил стук медного дверного молока. Бесплотная душа Элизабет бросилась в холл и ухватилась за защелку, изо всех сил стараясь сдвинуть её и отпереть дверь. Но сил не хватало. «Помоги мне, помоги же! — кричала она той себе, что осталась в комнате. — Еще мгновение — и он уйдет, и тогда будет поздно!»
Но тело, управляемое разумом, не двинулось с места.
«Почему ты хочешь, чтобы он ушёл? Потому что ты видела в нем отца, и значит то, что он сделал — вдвойне отвpaтитcльнo. Или потому, что в глубине души ищешь повод навсегда затвориться в этом доме и писать свои стихи?»
Элизабет Джорджина Дикинсон не ответила.
Стук в дверь прекратился. Хлопнула дверца автомобиля. Еще раз взвизгнули шины.
Тишина.
Элизабет встала, подошла к резному бюро в стиле шератон[7] взяла телефонную трубку и набрала номер конторы Кертиса Хэннока.
— Это Элизабет Дикенсон>. — сказала она секретарше. — Извините, вы пытались связаться со мной сегодня?
— О да, мисс Дикенсон. По правде говоря, звонили битый день. Пожалуйста, останьтесь на линии — мистер Хэннок хочет с вами поговорить.
— Элизабет? Где же, прости меня Господи, ты бродила, девочка моя?
— Это неважно. Что вы хотели, мистер Хэннок?
— Конечно, увидеть тебя, а как иначе я смогу прочитать тебе завещание отца? Что, если я заеду завтра примерно в полтретьего?
— Хорошо. Мне надо связаться с кем–нибудь еще?
— Нет. Это касается одной тебя. Значит, в два тридцать, договорились? Береги себя, девочка.
Элизабет повесила трубку и постояла немного, глядя в стену. Наверное, пора готовить ужин. Она прошла на кухню, пожарила яичницу с беконом и сварила кофе. Кухня, огромная, обставленная по–современному, со множеством блестящих аппаратов, была, как другой мир — мир, совершенно ей чуждый. Байрон переоборудовал кухню основательно, но, надо отдать ему должное, ничего из старой мебели и предметов, купленных еще во времена Теодора Дикенсона, он не выбросил, всё это хранилось в подвале дома вместе с другими предметами разных эпох, которые Байрон, повинуясь здравому смыслу, заменил новыми.
Покончив с ужином, Элизабет вымыла посуду, вытерла её и у брала в шкаф. Потом смотрела телевизор в библиотеке, не зажигая свет и не обращая внимания на время от времени звонивший телефон. Один раз позвонили в дверь, что она тоже проигнорировала. В половине одиннадцатого она отправилась в постель и долго лежала без сна в темноте своей спальни. Около трех часов утра усталость, наконец, взяла своё, и она уснула.
Кертис Хэннок появился ровно в полтретьего. Лысеющий, с острым взглядом, он сел напротив неё за большой чиппендейловский[8]стол.
— Мэтт попросил меня передать тебе вот это, — он протянул ей конверт, который он взяла и тут же выронила. — Он сказал, если ты не ответишь на письмо, он больше тебя не потревожит. Хочешь прочитать сейчас или позже?