Великая Испанская империя - страница 9

. Позднее Кальвете стал первым биографом могущественного испанского проконсула в Лиме Педро де ла Гаски^>53.

Находчивый искатель приключений Энрикес де Гузман полагал – несомненно, являя в своих мемуарах подобострастное желание угодить, – что уже в четырнадцать лет Филипп выделялся «несравненным изяществом манер, непоколебимой отвагой, весьма разумным восприятием жизни, благочестием, искренностью и уравновешенностью», а также «знанием о том, как все надлежит устроить правильно»^>54. Еще он добавлял, что Филипп был красив лицом, а вот ростом не вышел, и был «образованным, приветливым и чрезвычайно серьезным, словно взрослый, как и подобало будущему императору»^>55.

После ранней кончины императрицы Изабеллы (1539) при очередных родах и нового отбытия в Германию императора Карла Филипп вновь очутился под сильным влиянием Суньиги. В 1543 году домашнее хозяйство Филиппа насчитывало 110 человек, включая писца, врача, носильщиков и конюхов, а также одиннадцать капелланов (во главе с Силисео, вернувшимся из Картахены). Кроме них имелись постельничии и повара с кухарками, напрочь отвергавшие рыб, что отнюдь не было редкостью в те времена, зато охотно потчевавшие принца мясом, хлебом, курятиной и яйцами; в рацион принца входили вдобавок листья салата и мандарины, а раз в неделю подавали фрукты – апельсины зимой, груши летом. Порой на столе молодого человека появлялось пиво, но после 1551 года все чаще стали выставлять вино (обыкновенно касалью из Сьерра-Морены, излюбленный напиток конкистадоров). Филиппу прислуживали почти семь десятков пажей, все сыновья знатных дворян. Позже двор принца разросся до полутора тысяч человек, в значительной степени лично отобранных герцогом Альбой, который подвизался и в качестве главы домохозяйства (majordomo). Помимо забот о принце, эти люди занимались государственными делами – и фактически составляли центральный аппарат государственной службы Испании.

Кобос писал императору о Филиппе в 1543 году:

Филипп уже настолько преуспел в постижении королевского удела, что своими познаниями и поступками намного опережает свои годы [принцу тогда было шестнадцать лет], ибо он склонен добиваться невозможного благодаря поистине великой проницательности и неоспоримому дару предвидения. Он обретает счастье в неустанной преданности делам и заботам о благе королевства. Он всегда думает о благом управлении и о справедливости, не покидает залы заседаний… не отвлекается во имя праздности, не падок на лесть и не подвластен иным порокам. Он неизменно обсуждает вопросы государственной важности, причем со зрелыми людьми, достойными всяческого уважения. Если необходимо с кем-либо встретиться, он внимательно выслушивает мнения всех присутствующих, внемлет с поразительным тщанием… Часто просиживает со мною за закрытыми дверями… и так же поступает с главою королевского совета, Фернандо де Вальдесом, архиепископом Севильским и великим инквизитором, с которым говорит о справедливости. А затем идет к герцогу Альбе обсуждать войну… Я до глубины души поражаюсь его глубоким и продуманным замечаниям^>56.

Выдающийся французский историк Бартоломе Беннассар считал Вальдеса «прототипом» всех великих инквизиторов^>57. Астуриец по происхождению, Вальдес родился в крохотном городке Салас, в тридцати милях к западу от Овьедо, на дороге в Галисию. С инквизицией он начал сотрудничать еще в 1524 году. В 1539-м Вальдес сменил кардинала Таверу во главе совета Кастилии, а в 1547-м возглавил совет инквизиции. Быть может, вследствие того, что он поддерживал тесные отношения с Кобосом, его считали потенциальным регентом королевства, когда Филипп и император Карл покинули страну в 1554 году. Вальдес оставался великим инквизитором до самой смерти, уже восьмидесятилетним старцем, в 1568 году. К тому времени он подобрал себе ученика с отменной богословской подготовкой – Мельхора Кано.

Задолго до триумфа Вальдеса Филиппу довелось пережить очередную личную трагедию. Летом 1545 года его молодая первая жена и ближняя кузина, Мария Мануэла Португальская, умерла в возрасте восемнадцати лет, произведя на свет принца Карла («Дона Карлоса»). Подобно матери самого Филиппа, она была инфантой Португалии. Алонсо де Улуа уверял, что королева умерла, поскольку ее фрейлины, Мария де Мендоса и герцогиня Альба, отправились наблюдать аутодафе, а слуги, сплошь лютеране и португальцы, подали Марии лимон, которым она и подавилась. Скорее всего, впрочем, она умерла от послеродовой лихорадки, вызванной инфекцией матки; это была наиболее частая причина смерти беременных и родивших женщин в те дни