Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени - страница 16

Вначале удар поразил отдельные страны. Некоторые валюты, например, русская, германская, австрийская и венгерская, исчезли буквально за год. Помимо беспрецедентной скорости изменения стоимости валют, отметим еще одно обстоятельство: изменение это произошло в условиях полностью монетаризированной экономики. В человеческом обществе начался межклеточный процесс, последствия которого стали совершенной новостью. Как в национальном, так и в международном плане падение валют означало распад системы. Государства оказались отделенными от своих соседей глубокой пропастью, и в то же время на различные слои населения кризис действовал по-разному, нередко — прямо противоположным образом. Интеллигенция в буквальном смысле обнищала, финансовые акулы нажили омерзительно громадные состояния. Возник новый фактор, обладавший огромной интегрирующей и одновременно дезинтегрирующей силой.

Еще одной новостью стало «бегство капитала». Ни в 1848, ни в 1866, ни даже в 1871 г. подобный феномен не наблюдался, но его важная роль в падении либеральных правительств во Франции в 1925 г., а затем и в 1938 г., как и в росте фашистского движения в Германии в 1930-е гг., была очевидной.

Валюта превратилась в центральную ось государственной политики. В условиях современной денежной экономики каждый человек неизбежно и каждодневно испытывал на себе перемены в стоимости финансовой меры вещей; массы стали болезненно-чувствительными к колебаниям курса; люди заранее учитывали пагубное влияние инфляции на свои реальные доходы; казалось, все и всюду видят в твердой валюте высшую потребность человеческого общества. Но подобное убеждение было неотделимо от признания того обстоятельства, что устойчивость валютного фундамента может зависеть от политических факторов, действующих за пределами границ данного государства. Так социальные потрясения, подорвавшие веру во внутреннюю сущностную стабильность денежных средств обмена, разрушили также и наивное представление о возможности финансового суверенитета в мире взаимозависимых национальных экономик. Отныне связанные с валютой внутренние кризисы порождали, как правило, и серьезные внешние проблемы.

Вера в золотой стандарт была верой эпохи. У одних она была наивной, у других — критической, у третьих — неким дьявольским исповеданием, предполагавшим принятие соответствующего символа «по плоти» и отвержение его «в духе». Но сама вера была одинаковой у всех: банкноты имеют стоимость, поскольку они представляют золото. Обладает ли само золото ценностью потому, что воплощает в себе труд, как утверждали социалисты, или потому, что является полезным и редким металлом, как гласила ортодоксальная доктрина, в данном случае значения не имело. Битва между небом и адом велась не из-за денег, и, таким образом, капиталисты и социалисты как бы вследствие чуда оказывались союзниками. Там же, где Рикардо и Маркс были заодно, XIX в. уже не ведал сомнений. Бисмарк и Лассаль, Джон Стюарт Милль и Генри Джордж, Филип Сноуден и Кальвин Кулидж, Мизес и Троцкий в равной степени разделяли эту веру. Карл Маркс приложил немало усилий, чтобы доказать, что утопические трудовые квитанции Прудона (которыми предполагалось заменить деньги) есть плод самообмана, а весь его «Капитал» исходит из товарной теории денег в ее рикардианском варианте. Русский большевик Сокольников стал первым государственным деятелем послевоенной Европы, которому удалось восстановить стоимость валюты своей страны в золотом эквиваленте; немецкий социал-демократ Гильфердинг компрометировал собственную партию упорной защитой принципа твердой валюты; австрийский социал-демократ Отто Бауэр поддерживал монетарные принципы, которые лежали в основе возрождения кроны, предпринятого его главным оппонентом Зайпелем; английский социалист Филип Сноуден выступал против лейбористов, полагая, что в их руках фунт не может быть в безопасности; а дуче приказал вырезать на камне стоимость лиры в золотом выражении и поклялся умереть ради ее защиты. Отыскать какие-либо расхождения в высказываниях по этому вопросу Гувера и Ленина, Черчилля и Муссолини было бы нелегко. В самом деле, непреложная необходимость золотого стандарта для функционирования тогдашней международной экономической системы была единственным принципом, который разделяли представители всех наций и классов, всех вероисповеданий и социальных философий. Золотой стандарт стал той незримой реальностью, в которой могла искать опору воля к жизни, когда человечество взялось за трудную задачу восстановления распадающихся основ своего бытия.