Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени - страница 34

Этап, на котором изолированные рынки превращаются в рыночную экономику, рынки регулируемые — в рынок саморегулирующийся, является поистине решающим. Приветствуя его как вершину развития цивилизации или оплакивая как раковую опухоль, XIX столетие наивно воображало, будто подобный результат стал естественным следствием распространения рынков. Никто тогда не понимал, что соединение отдельных рынков в саморегулирующуюся систему громадной силы явилось не итогом какой-либо внутренне присущей рынкам тенденции к разрастанию, но, скорее, результатом действия весьма возбуждающих средств, которые были назначены социальному организму, чтобы помочь ему в ситуации, созданной не менее искусственным феноменом машины. Ограниченность рыночной модели как таковой и ее неспособность к спонтанному расширению не были осознаны, но именно об этом и свидетельствуют с полной ясностью новейшие исследования.

«Рынки существуют не везде, их отсутствие хотя и говорит об известной изолированности и тенденции к обособлению, связано с каким-то определенным типом развития не более, чем их наличие». В этой сухой фразе из «Экономики первобытных обществ» Турнвальда резюмированы важнейшие результаты недавних исследований по данной проблеме. Сказанное Турнвальдом о рынках другой автор повторяет в отношении денег: «Тот факт, что некое племя использовало деньги, сам по себе не слишком отличал его в экономическом смысле от прочих племен того же культурного уровня, которые денег не знали». Нам остается лишь указать на некоторые замечательные следствия из этих утверждений.

Нет никакой необходимости в том, чтобы наличие или отсутствие рынков или денег воздействовало на хозяйственный уклад первобытного общества — это опровергает миф XIX в., согласно которому появление денег создает рынки, форсирует процесс разделения труда, дает выход врожденной склонности человека к торгу и обмену и таким образом неизбежно приводит к глубокой трансформации общества. Ортодоксальная экономическая история основывалась, в сущности, на безмерно преувеличенном представлении о роли рынков как таковых. «Известная изолированность» или, скорее, «тенденция к обособлению» — вот единственная экономическая характеристика, которую мы можем логически вывести из их отсутствия, что же касается внутренней организации экономики, то на нее их наличие или отсутствие никак не влияет.

И это совсем несложно объяснить. Рынки представляют собой институты, функционирующие главным образом не внутри данной экономики, а вне ее пределов: это центры дальней торговли. Роль местных рынков в собственном смысле слова невелика. Более того, ни местные рынки, ни рынки, обслуживающие дальнюю торговлю, не являются по своей природе конкурентными, а следовательно, в обоих случаях не существует сколько-нибудь мощных стимулов к возникновению территориальной торговли, так называемого внутреннего, или национального, рынка. Каждое из этих утверждений бьет по какому-то из допущений, превратившихся для классических экономистов в аксиомы, однако все они строго следуют из фактов, как предстают перед нами последние в свете современных исследований.

Логика этих утверждений, можно сказать, почти противоположна той, на которой строится классическая доктрина. Ортодоксальное учение начинало с постулирования склонности индивида к обмену, дедуцировало из нее логическую необходимость появления местных рынков и разделения труда и, наконец, выводило отсюда необходимость торговли, в конечном счете — торговли внешней, в том числе даже торговли дальней. В свете наших современных знаний мы должны почти полностью изменить порядок аргументации: действительным отправным пунктом является дальняя торговля, результат географического размещения товаров и обусловленного географией же «разделение труда». Дальняя торговля часто создает рынки — институт, который предполагает акты обмена, а также (если используются деньги) акты купли-продажи, — и таким образом, в известных случаях, хотя и не обязательно всякий раз, позволяет некоторым индивидам удовлетворять свою пресловутую «склонность» торговаться и барышничать.