Великий Бенин - страница 3

— Святой отец прав, и его наставления пусть пойдут на пользу нашему делу. Сегодня же выезжай в Лагаш. На корабле тебя будут ждать опытный кормчий, знающий береговые ориентиры и якорные стоянки, и искусный в врачевании араб. В трюмах лежат оружие, яркие ткани и медные кольца. Закупку провианта, набор матросов и иных нужных для плавания людей я доверяю тебе, — Гомиш бросил на стол туго набитый бархатный кошелек.

— Угодно ли вам, святой отец, совершить путь из Лиссабона в Лагаш вместе с сеньором ди Сикейра?

Я буду в порту раньше капитана, — монах кивнул головой и пошел к выходу. Он шел бесшумно, едва касаясь пятками пола; Гомиш и Сикейра смотрели ему вслед до тех пор, пока закрывающие вход шпалеры с вытканными охотниками, слегка колыхнувшись, не пропустили черную высокую фигуру и не сомкнулись вновь.

В третий день июня, в год 1472, «Санта-Инес» покидала лагашскую гавань. Это была легкая однопалубная каравелла, водоизмещением в 50 тонн, с корпусом широким, устойчивым, не раз выдержавшим натиск океана. На реях ее четырех мачт вздулись белоснежные паруса, треугольный блинд на бушприте натянулся так, словно готов был взвиться в воздух, на фок-мачте развевался португальский флаг. Все, кто был на рассвете в порту, любовались красавицей каравеллой; на ее носу были искусно нарисованы огромные глаза, а на корме сверкали золоченые буквы. Держась в шести румбах от ветра, «Санта-Инес» взяла курс на запад-юго-запад.

Каравелла — это лучший корабль, когда-либо бороздивший моря.

Кадамосто, путешественник XV века.

Кто измерит мощь океана? Кто охватит взглядом беспредельное небо, бесконечную даль воды?

Волны, волны… Им нет ни начала, ни конца — они повсюду, то легкие и игривые, то штормовые и грозные, стремящиеся, как голодные звери, пожрать все на своем пути.

Уже много дней качали волны океана «Санта-Инес». Изменчив, непостоянен океан. У него свои законы, и, подчиняясь им, каравелла то неслась, раздувая белые паруса, то беспомощно замирала на месте. Тогда бородатый боцман, мастерски посылая в воду плевок, говорил, глядя в безоблачное небо: «Ветром и шляпы не наполнишь!» Эти слова означали наступление штиля. Обессиленные паруса беспомощно повисали вдоль мачты, а матросы закидывали удочки за борт корабля. Но штиль проходил, и вновь паруса гигантскими крыльями взмывали к небу, и резал зеленую воду высокий бушприт. Так миновали мыс Нос — «Дальше пути нет», за которым еще совсем недавно судоходство считалось невозможным, затем Канарские острова и мыс Бохадор, встретивший каравеллу сильным обратным течением.

На одном из островов Зеленого мыса была сделана недолгая стоянка: запаслись водой и дровами — и вновь бескрайняя ширь океана.

Жизнь на корабле шла обычным чередом. Она была размерена звоном колокола, в который каждые полчаса звонил юнга, переворачивая склянки песочных часов: восемь склянок — смена вахты, сорок восемь — сутки прочь.

Обязанность переворачивать склянки досталась Диего Гальване, совместившему в своем лице юнгу и кока. Все на корабле знали, что Диего был студентом, изучал науки в Коимбре, но, покинув университет, предпочел шаткую палубу корабля сумрачным сводам аудиторий. Не слишком-то охотно согласился Сикейра включить в состав команды бывшего студента. Когда внезапно в лагашском порту ему преградил дорогу высокий нескладный юноша с живыми глазами и большим подвижным ртом, он долго с подозрением разглядывал его, оттягивая решение, задавая множество вопросов. Однако команда набиралась поспешно, каждый человек был находкой, и капитан, поморщившись, решился взять Диего в качестве младшего матроса.

Так бывший студент стал чистить трюмы, менять склянки да готовить на несложном приспособлении похлебку для матросов и мясо для капитана. Матросы полюбили Диего: парень был покладистый, веселый, отличный рассказчик. Его забавные истории не раз помогали коротать долгие часы вынужденного безделья во время штиля. Даже старые, любящие поворчать моряки хвалили незамысловатую стряпню Диего, а молодые матросы приобщали студента к трудной морской науке: учили ставить паруса, закидывать гафель, держать румпель, не забывая при этом посмеяться над его неудачной карьерой ученого.