Великий день инков - страница 9

Падре поднял глаза, мгновение подумал и вдруг быстро, размахивая полами черной сутаны, прошел к "Голиафу". Еще мгновение, и он исчез в трюме. Комиссар с удовлетворением расправил плечи. Падре умел делать такое, о чем даже богу не снилось. Слышен его голос гневный, властный, требовательный. Святой отец свирепствует! Сыплет проклятия на чью-то голову. Резкие крики мешаются с льстивыми, почти нежными словами... Комиссар, переглянувшись со своими полицейскими, нетерпеливо потирает руки... Сейчас, сейчас святая воля пробьет стену неповиновения, сломит сопротивление этих высокомерных правдолюбцев.

И вдруг падре вылетает на палубу. Сбежал на берег. Запыхавшийся, красный, погрозил кулаком "Голиафу". Комиссар недовольно сопит. Второй полицейский, сдерживая ироничную улыбку, вперяет глаза в землю. Путешественники, ничего не понимая, смотрят на священника. А тот шепчет что-то злобно комиссару, еще раз обжигает кораблик едким взглядом, потом плюет себе под ноги и шагает в чащу леса, к серым домиков...

Можно отправляться. "Голиаф", покачиваясь на легких волнах, поднимает буруны на мутной воде и, не торопясь, выходит на середину реки.

— Сеньор Пабло, что здесь случилось? — спрашивает Крутояр у капитана, который, глядя злыми глазами гладь реки, изо всех сил дергает штурвальное колесо.

Капитану Пабло очень хочется рассказать, как он "поговорил" со святым отцом, но он сдерживает себя и только бурчит что-то себе под нос. Крутояр вынимает сигареты, угощает капитана и как бы вскользь бросает, что никогда не видел таких разъяренных священников, как вот только что на пристани. Святой отец чуть сутану не потерял, прыгая по трапу. Странный слуга божий!

— Слуга дьявола! — отзывается Пабло.

— Ваша правда, сеньор Пабло. Встретить в сельве такую ​​невеселую личность, пожалуй, мало радости.

— Одно горе от них, сеньор, — наливается гневом Пабло, рука его еще крепче сжимает штурвал, и вся фигура дрожит от напряжения. — Хуже шакалов!

Теперь капитана как прорвало. Он выкладывает все, без прикрас и похвалы. Мало он задал перца этому паршивому попу. Если бы не было полицейских на берегу — сбросил бы его в реку. За что? О, у них давние счеты! Еще когда генерал Матаразо боролся с хунтой, этот падре прислуживал всякой нечисти. Тогда он был молодой офицер, жалкий кабальеро. Теперь пришел с угрозами: "Ты не смеешь везти дальше этих иностранцев! Святая церковь отступится от тебя, если ты будешь помогать безбожникам".

— И вы испугались, капитан?

— Я ему сказал, что генерал Матаразо мало расстреливал таких жалких оборотней!

Это было утром. С тех пор прошло два часа. Время немалое, чтобы в капитанском сердце улеглись страсти. Судно прошло немало речных излучин, ворковало теперь по ослепительному разливу волн между затопленными хижины, редкими деревьями. Солнце выбралось на самую середину неба. Усталое, растеклось палящим блеском, льет на землю потоки тепла, гасит жажду в бескрайних разливах реки.

Только здесь, среди молчаливого Ориноко, это тепло слишком щедрое. Под жарким светом солнца река исходит паром. И в сердце Крутояра — тоскливая тревога. Как закончится это далекое путешествие? Перед глазами профессора вдруг возникло лицо старого шведа: сухой, крючковатый нос, глаза в глубоких впадинах, бескровные губы. Те губы выдавливают глухие, проникнутые страстной надеждой слова: "Вы принадлежите к людям, которые не отрывают науку от справедливости". Он был уверен, этот странный, упрямый человек, что профессор Крутояр не отмахнется от его призыва. Так оно и случилось. Так оно и должно было случиться. Крутояр помнит, как они в тот день втроем — Олеся специально отослали куда-то на улицу! — собрались на короткое совещание. Тяжелый, неповоротливый Бунч, теребя взмокший от пота платок, долго хмурил брови, сопел, жевал толстыми губами, рассматривал кончики своих ботинок, пока выдавил хриплым, недовольным голосом: "Я не люблю романтических историй, но вы можете рассчитывать на меня". Горячий, отчаянно смелый Самсонов, вскочив на ноги, замахал руками. Он не допускал даже мысли об отказе. Немедленно собираться в дорогу, немедленно менять маршрут! Он говорил с таким рвением, как будто кто-то думал иначе. Профессор засмеялся, похлопав Самсонова по плечу. "Если общее мнение в пользу Ван-Саунгейнлера, мы должны сегодня же приступить к подготовке путешествия. Самолет нам не нужен, билеты сдадим. Придется нанять небольшое суденышко, договориться с капитаном о дне выезда. Позвоним в посольство и выясним некоторые детали. Но я должен предупредить вас, друзья: сельва жестокая и неумолимая. Нас ждет немало опасностей".