Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина - страница 13

стр.

– Но мы вместе, потому тебя, скорее всего, выбросит на полдороге. Вселенная еще в процессе становления, у многих экспериментов бывает сбой…

Эти слова тоже прозвучали как-то по-взрослому, по-учительски. Вероника, сама заметив это, хмыкнула и дальше продолжала своим обычным голосом:

– Я такое уже видела. В первый раз пришлось долго собирать тех, кто оставил свои тела вместе со мной – туристов, маму, отчима… Хорошо, что все меня тогда дождались, их же расшвыряло по разным пространствам!

– А тебя куда? ― спросил Иван, просто чтобы не сидеть молча.

– Да как и в прошлый раз: Серая галактика, звезда Ржавый Гвоздь, восьмая орбита! ― По-прежнему не оборачиваясь, не видя Веронику, он почувствовал, что она небрежно махнула рукой. ― Пятый от Всемирной оси угловой конус, сто тринадцатый вектор. Там еще такая маленькая планетка есть, прозрачно-синяя, а на ней квадратная каменная площадка, и по краям два фонаря, знаешь, старинного вида, на чугунных узорчатых столбах… Ты не парься особо, все равно взрослые в этом ни бум-бум!

Иван сумел улыбнуться.

– Только, главное, сам с места не пытайся трогаться, ― деловито продолжила она. ― Даже если сумеешь отыскать Землю, то все равно увидишь пустой каменный шар. А тебя там вообще не увидят, мы для тех землян будем… ну, как бы прозрачны.

Оранжевая жижа шагах в десяти впереди вдруг с влажным хлюпом выбросила толстую ложноножку, потом вторую, третью… Извиваясь подобно безглазым червям, ложноножки сплелись в подобие арки. Внутренность арки мерцала.

Вход… Флармии призывали их внутрь.

Нет уж, ребята. Мы жертвы, наклонение страдательное. Сами, если нужно, перемещайте.

– Обратной дороги нет, но есть просто Дорога, ― заторопилась Веранда. ― На ней можно встретить кого хочешь и прийти куда угодно. Или прилететь. Я уже привыкла летать на синем клипере. У меня был с собой бумажный, сейчас его отобрали, конечно – но есть корабли, которые потерять нельзя: он все равно из лучей Мирового Света построен! И вообще – в кораблях не бывает зла, ни в каких…

Она говорила что-то еще, но слушать ее вдруг сделалось невмоготу.

– Так и буду сидеть, ― сообщил капитан-бомбардир: не девочке, а в пространство.

И вдруг вскочил, потому что тело словно плазменным ударом ожгло. Рядом коротко вскрикнула Вероника, тоже вскакивая.

Хозяевам надоело ждать, и они проявили настойчивость.

– Да чтоб вам пусто!.. ― заорал Иван и, высоко подбрасывая колени, побежал к арке.

* * *

В корабле их сразу разделили.

Полета на Фларм Иван не запомнил. В памяти его осталась затянувшая вход мембрана и его искаженное отражение в ней. Голый, испуганный человечек, заляпанный неровными фиолетовыми пятнами, с неприлично торчащими в стороны ушами. Курсант-первогодок после прививок, честное слово, ровесник Вероники, только куда глупее и трусливей! Растопыренные уши остались последним, что бросилось ему в глаза, прежде чем наступила темнота.

…Ослепительный свет!

…Густой медово-миндальный дух!

…Неслышный, внутри черепной коробки заключенный грохот!

Капитан-бомбардир очнулся, сел и огляделся. Его окружали ставшие за время службы привычными и почти родными стены реакторного зала «Землепроходца Семёна Дежнёва». Реактор и прочее оборудование флармии сняли, и со стен глядели на просторный пустой зал слепые сейчас экраны оперативного мониторинга. В одном месте стену вскрыли, и сейчас там мерцала уже знакомая Ивану мембрана входа.

Сам Иван находился в середке липкой оранжевой подушки, рядом, приходя в себя, поднималась на ноги Веранда. А вокруг стояли ― или восседали, черт его разберет, как возможно выразиться про помесь слизня с насекомым! ― несколько флармиев самого отвратного вида. Охрана, или чего там требовал «Протоколий» жертвоприношения?

Их. Сейчас. Убьют!

Ужас близкой и неминуемой гибели лишь теперь по-настоящему добрался до капитан-бомбардира. Кишки скрутила судорога, замутило, и Ивана вырвало вчерашним завтраком. «Не так долго и летели», ― отметила та часть сознания, которая не билась сейчас в конвульсиях, не выла от смертной тоски, не корчилась от стыда перед девчонкой, странно спокойной.

Оранжевая жижа под ногами равнодушно впитала в себя рвоту и снова стала глянцевой, блестящей.