Великий Моурави 4 - страница 11

Но едва царь приблизился к городским стенам, как внезапно где-то слева во

все колокола ударила Шамхорская церковь. И тотчас Сионский собор ответил

торжественным гудением меди.

Царь Теймураз невольно откинулся в седле и придержал коня. За ним, будто

вкопанная, остановилась свита. И не успел князь Чолокашвили выразить свое

удивление, как, словно из гигантского котла, на кахетинцев опрокинулся

оглушающий перезвон всех колоколов Тбилиси.

Услужливо, с шумом распахнулись ворота, и оттуда пестрой волной

выкатилась праздничная толпа: амкары с цеховыми знаменами, дружинники с копьями,

горожане в ярких архалуках, торговцы с грудами плодов на деревянных подносах,

рыбаки с живой рыбой. Где-то зазвучали пандури, забили барабаны, зарокотали

трубы, - все гремело, кружилось, пело, ликовало вокруг царя, не давая ему

двинуться.

Внезапно толпа расступилась по обе стороны. Из ворот величаво выезжали

конные княжеские группы, окруженные телохранителями и оруженосцами в одежде

цвета знамен своих господ. За ними бесшабашной гурьбой спешили азнауры в

разноцветных куладжах, с цветами, воткнутыми в островерхие папахи. Заздравные

крики, пожелания огласили воздух. Груды роз падали перед Теймуразом, образуя

ковер. И на цветистых коврах подпрыгивала выплеснутая из корзин живая рыба.

Господи, господи,

Милость твоя над царем!.. -

торжественно неслось из какой-то часовни.

Теймураз растерянно оглядывался: веселятся! Но ему-то на что зурна? Разве

он не ради келейной беседы с католикосом затруднил себя тягостной поездкой?

- Моурави! Моурави! Наш Моурави скачет! - кричала толпа.

Побледнел даже Теймураз: ведь он, царь, желая выказать католикосу

смирение перед церковью, прибыл на тощей кобыле. А Саакадзе точно взбесился:

разукрасил своего черного черта белым сафьяном, бирюзовыми запонами и

серебряными кистями. И сам он, точно хвастая своей силой, навьючил на себя пол-

арбы драгоценностей... И потом, князья еще не совсем совесть потеряли: выступают

чинно, и свита их в меру блестит, подобно удачно выписанной стихотворной строке.

А этот беззастенчивый "барс" не постеснялся вытащить из преисподней прислужников

сатаны в огненных плащах.

- Победа! Победа нашему Моурави!

Саакадзе потопил усмешку в усах: "Кажется, Элизбар немного перестарался".

Изысканным поклоном приветствовал Саакадзе царя, благодаря за радость, которую

венценосец соизволил доставить верным картлийцам.

И когда Саакадзе последовал за царем, сжимавшим в бешенстве простые

поводья, в толпе прошелестел шепот: "Неизвестно, кто кого сопровождает!"

- Смотрите, смотрите, люди! Жалкая свита царя подобна горсти серых

камней, брошенных в золотую россыпь!

- Да, заносчивый Моурави умеет показать уважение к царю! - сквозь зубы

процедил Палавандишвили.

- Это я вижу! - буркнул Липарит. - Но почему царь не пожелал оказать

картлийскому княжеству уважение и прибыл в достославный Тбилиси, город

картлийских Багратиони, как разорившийся азнаур?

Угадывая неудовольствие картлийцев, то бледнел, то краснел Джандиери,

ругая себя за оплошность: надо было ему предупредить Моурави, что царь пожелал

прибыть в богом ниспосланный удел скромно, дабы доказать свое высокое

расположение...

Настроение Джандиери еще более ухудшилось, когда кахетинцы въехали в

главные ворота Метехского замка. Он почему-то сосредоточенно рассматривал

знамена, развевавшиеся между двумя мраморными конями над главным входом. Справа,

на золотом древке, колыхалось картлийское знамя: темно-красный шелк с вышитыми

светло-коричневым львом и белым быком. Джандиери мерещилось, что лев и бык,

лежащие друг против друга, кичливо выставляют: лев - картлийский скипетр,

увенчанный крестом, а бык - меч династии картлийских Багратиони.

Джандиери покосился на царя Теймураза и в его глазах прочел то же

негодование: светло-розовое кахетинское знамя почему-то очутилось на левой

стороне. И хотя крылатый конь цвета спелой фисташки и вздымал раздвоенный флажок

с крестом и хотя корона была расшита золотыми нитями, но почему-то по сравнению