Великий Моурави 5 - страница 14

хитростях, не успел розовой водой смыть с

пожелтевшего лица клеймо позора и лишь вновь захватил укрепленные Ацхвери и

крепость Паравани - впрочем, не вслух

можно сказать, мало защищаемые азнаурами, - как к лапам "барса" прилипла

Биртвисская крепость. Не хватает..." Хосро

вдруг обозлился:

- Не удостоишь ли, мсахури, сказать, почему торчишь перед моими

глазами, подобно занозе?

- Жду, когда еще спросит меня светлый князь.

- Еще? Или, ты думаешь, у меня уши из красной меди?

- Как дерзнул бы, светлый мирза, про уши твои думать? Только ворота

замка Тикнабери, наверно, из меди, иначе

почему туда Саакадзе заключил князя Хосия, как залог дружбы со старшим Барата?

- А теперь что ждешь?

- Когда мой светлый князь меня отпустит. - Мсахури замялся, бросил

взгляд на Шадимана и вздохнул. - Пусть твоя

жизнь, мирза, цветет, как фиалка весной!.. И твоя, светлый князь, тоже!

- Иди!.. Когда нужен будешь, позову. - Шадиман повелительно махнул

рукой.

Мсахури поклонился и бесшумно вышел.

- Не сочтешь ли, князь Шадиман, своевременным поделиться со мною

догадкой: что заставило надменного

Кайхосро Барата скрепить союз с бездомным Саакадзе?

- Не сомневаюсь - стремительность действий Непобедимого, так, кажется,

звали "бездомника" в Исфахане? -

съязвил Шадиман, неожиданно для самого себя задетый пренебрежением к Саакадзе.

Поморщившись, Хосро пропустил мимо колкость и с раздражением

проговорил:

- Свидетель алла, факир Барата охотно вел со мной переговоры. Не от

него ли я получал длинные послания? Я был

неосторожен, отвечая ему. И для тебя, Шадиман, небесполезно знать, почему князья

Картли вдруг стали склоняться на

сторону Саакадзе. Неужели осмелились усомниться в силе Ирана?

- Не все, как ты мог убедиться недавно.

Довольный, что Шадиман помрачнел, мирза предался рассуждению: "Как

выбраться из картлийской тины?

Недаром Гассан снова видел предостерегающий сон. И кто может поручиться, что в

чужом винограднике всегда сладок

виноград? Мой отец, Дауд из Багратидов, всегда поучал: "Кто не думает о

последствиях, к тому не благоволит судьба!"

О последствиях стали думать упорно, как о злых духах, легко поражающих

невидимым мечом. Неприступная

Биртвиси оказалась для Непобедимого крепостью, построенной на сыпучем песке. Не

по этой ли причине то Иса-хан

осаживал разгоряченного коня на каменных плитах Метехского замка, то, не

разбирая дороги, Хосро-мирза мчался в

цитадель, высящуюся над Тбилиси, а за ним хлестали коней князья Шадиман, Зураб и

Андукапар?

Пробовали сзывать совет из обитающих в Метехи князей. Но сколько ни

негодовали - словно глыбы ворочали,

сколько ни выплескивали слов, подобных раскаленной лаве, - выходило одно: лишь

пленение или уничтожение Саакадзе

могло утвердить победу Хосро-мирзы и Иса-хана.

Но если бы даже персидские сардары решились на открытую войну, то где и

каким способом уловить

"Неуловимого"?! Так стали князья называть Саакадзе.

"При появлении минбаши с конными и пешими тысячами, - сетовал мирза, -

Саакадзе со своей сворой

растворяется в знойных долинах, превращается в ледяную глыбу среди горных

ледников или тонет в озерах лесистых гор.

Напасть на владения Сафар-паши? Но сколько раз можно говорить о невозможном?

Сколько раз пытались разгадать, что

опаснее - помощь Георгию Саакадзе со стороны пашей пашалыков, соседних с Самцхе-

Саатабаго, или гнев шах-ин-шаха за

самовольное вторжение в Самцхе-Саатабаго, подвластное Турции?.. А разве уже не

испытывали верное средство? Не

предлагали Сафар-паше целые угодья ценные подарки, табуны коней за выдачу

Георгия Саакадзе? Кто из умных не

догадывается, что не дружба удерживала Сафара? Выходит, Саакадзе под

покровительством самого султана".

Придя к такому выводу, Иса-хан и Хосро-мирза осознали, как скверно

блуждать в тупике. И вновь дни

растворялись, как соль в кипятке. Кажется, прошло две пятницы. Кальян совсем

одурманивал, бархатные ковры

напоминали сыпучие пески, по которым нетвердо ступала нога.