Великий Моурави 5 - страница 25
К счастью для Мариам, впереди уже виднелись белые стены караван-сарая.
Хрипящие кони, разбрасывая хлопья
пены, устремились к услужливо распахнутым воротам.
Низкосводчатое длинное помещение с широкими грубыми тахтами вдоль стен,
покрытыми потертыми паласами,
показалось Мариам спасительным раем, ибо не успела она с Нари и прислужницами
заскочить в него, как с неба щедро
посыпался град уже с голубиное яйцо.
С квадратного двора, где торчал оледеневший бассейн, исчезли в
мгновение люди и животные. Много созвучий и
напевных мелодий слышала Мариам на своем царском веку, но сейчас ее утонченный
слух улавливал только пронзительное
ржание из конюшен, собачий вой, недоуменное блеяние овец, подхваченное визгом
свиней, кудахтаньем кур и вперемежку
с неблагозвучными криками ослов утомительный рев верблюдов. Удивленно смотрела
Мариам в узкое окошко; она хотела
было что-то сказать, но ей претило присоединить свой голос к этому
невообразимому хору.
Тогда Мариам погрузилась в раздумье. С того часа, как прискакал из
Тбилиси гонец с посланием от Хосро-мирзы,
двоюродного брата царя Георгия X, ее доблестного мужа, и с посланием от Зураба
Эристави, она от нетерпения не находила
себе места. Твалади казался ей женским монастырем, где она безвинно прозябала. И
хотя ей до предела наскучили резной
столик, серебряная чернильница на лапках в обкладке тамбурного вязания цветным
бисером, даже армазская чаша с
изображением богини девы и песочница в виде костяной совы, напоминающей Нари,
она не переставала скрипеть гусиным
пером, сочиняя письма Луарсабу, моля подчиниться грозному, но милосердному шаху
Аббасу. Один за другим
направлялись из Твалади чапары в Гулаби с призывом к Луарсабу вернуться царем в
Метехи, дабы и для нее, подлинной
царицы, распахнуть ослепительные двери дома Багратиони. Но "жестокий" сын
продолжал упрямиться, и она,
повелительница Картли, "богоравная", вынуждена была познать не только
бессмысленную скуку, но и унизительные
ограничения, урезывая себя в нарядах.
Раньше Саакадзе хоть скудно, но аккуратно дважды в год присылал ей из
"сундука царских щедрот" бисерные
кисеты с кисточками, наполненные звонкой монетой, а настоятель Трифилий - дары,
особенно из трапезной Кватахевского
монастыря, радующие взор прислужников: корзины с вином, маслом, медом и сыром.
Да и как же могло быть иначе?! Ведь
она царица! Твалади наполнен слугами, телохранителями, охотниками. Нари сетует:
"Всех надо кормить, дабы не меркнул
блеск восхищения в глазах подданных".
Так день за днем текла тягучая, отвратная, но спокойная жизнь. Потом
исчез Саакадзе, а за ним сгинули в
преисподнюю кисеты с кисточками. Потом пропал Трифилий - говорят, не надеясь на
защиту католикоса, бежал в Русию, и
словно в облаках растворились корзины со снедью и виноградным соком. Правда,
католикос не обошел ее своим святым
вниманием, но разве возможно существовать по-царски на одни церковные щедроты?
Тут невольно и сама превратишься в
фреску! Хорошо еще, что вовремя прибыл Хосро-мирза, иначе совсем бы потускнел
Твалади, некогда роскошная
резиденция утонченных Багратиони.
Но теперь довольно с нее милостивых забот и благодеяний! Отныне пусть
ее верные слуги живут, как умеют. Она
соизволила оказать честь Эристави и год прогостит у княгини Нато. Да, именно
"оказать честь", так и написал Зураб... А его
богатые преподношения! Их хватит потом на три года беззаботной жизни в Твалади.
Кроме двух прислужниц, Нари взяла
еще десять слуг и столько же коней. В Твалади еще оставлено лишь десять мужчин и
пять женщин, пусть мучаются; Нари
наказала им сеять просо, сушить фрукты, запасать мед и умножать скот и птиц.
Хосро известил, что предстоит веселье.
Давно пора! Скука надоела - это не удел цариц!
Внезапно Мариам отскочила от окошка, приятные мысли испарились, подобно
утреннему туману: в ворота
караван-сарая гуськом въезжали закутанные в бурки всадники.
Не предусмотренный августом градобой настиг и азнауров в лесу. Они уже
разделились на группы. "Барсы"