Великий Моурави 6 - страница 25

стр.

передав все до последней бусы греческой церкви..." Мой тесть, умный человек,

воскликнул: "Этот расточитель золота так и

поступит!" И мы все, как перелетные птицы, поспешили в теплое поместье, где

золото греет, как солнце. И правда, золотой

дождь льется на нас, но мой тесть скучает: нет собственных складов, нет товаров,

власти нет, - был вот первым купцом в

Афинах, а от безделья стал звездочетом: по расположению звезд хочет предугадать

судьбу.

- А может, звезды ему золотые монеты напоминают? Утешается? -

проговорил Гиви.

- Полторы чалмы тебе вместо башлыка! Не перебивай! - прорычал Димитрий.

Заза вежливо поклонился и продолжил:

- А брат тестя - правду сказать, к нашей радости - запрещает ему

торговать, ибо богатства наши не нуждаются в

приумножении.

- А вы что делаете во дворце счастливца?

- Мы, Моурави, очень заняты: охотимся, устраиваем пиры, услаждаемся

путешествиями, - серьезно ответил Заза и

поклонился. - Всем весело, одна Магдана тоскует, чем огорчает мою жену, младшую

сестру ее, Арсану, и особенно мать

моей жены - приятных женщин; они сразу полюбили Магдану и хотят выдать ее за

греческого князя.

- А ты на ком женат? - спросил Саакадзе младшего, Ило.

- Я?.. Пока свободен. Сватают мне двоюродную племянницу султана

Мурада... говорят, красивая, только султан

пока противится: в знатности моего рода хочет удостовериться. Слух есть,

Моурави, будто султан ни в чем не отказывает

тебе. Может, подтвердишь, что знамя Барата высоко взвилось над другими

фамильными замками, что меч Барата уже сто

лет обороняет важный рубеж Картлийского царства?

Вслушиваясь в слишком откровенную речь, Саакадзе едва скрывал горечь:

"Так вот почему так внезапно посетили

князья любимца султана!"

- Да, жаль, не похожи вы на вашего отца, князя Шадимана.

- Как, Моурави, и ты не в шутку об этом жалеешь?! - поразился Ило.

- А разве не тебя считают самым заклятым врагом моего отца? - голос

Заза срывался от волнения.

- Думаю, не меня. Нет, никогда я не был врагом умного Шадимана,

необычайного "водителя", как здесь говорят,

дипломатии, искусного игрока в "сто забот". Нет еще такого другого, кого бы я

ценил так же высоко. Я враг иного

Шадимана - предводителя княжеского сословия, опоры истязателей грузинского

народа.

- Не осознаешь, Моурави! - запальчиво возразил Ило. - Разве князь

Шадиман и дипломат Шадиман не одно лицо?

- Не одно. Я тоже не одно лицо, когда дорожу Шадиманом, как умнейшим из

умных, украшающим собой Картли, -

и когда желаю крушения черных замыслов, которым он отдал жизнь, пожертвовал вами

и... скажу прямо: пожертвовал

собой.

- Мы его не жалеем, - холодно ответил Заза, положив руку на пояс,

словно на эфес меча. - Если человек посадил в

собственном саду крапиву, так не может требовать, чтобы вырос персик.

Задумчиво крутил ус Саакадзе и наконец твердо сказал:

- Если б Шадиман для своего удобства вместо персика перцем увлекся, я

бы тоже его не осудил. Пусть его

намерения во вред царству, во вред азнаурам и - еще больше - во вред народу,

пусть во всем заблуждается - это другой

разговор... не кончен мой непримиримый спор с ним... Но он не ради личных благ,

а во имя расцвета княжеского сословия

сметал все, что мешало осуществлению его замыслов. Он многие ночи с коварством

замышлял, как уничтожить меня,

осудившего его деяния. Во всех помехах он чувствовал мою руку, ибо я тоже немало

придумывал, действуя безжалостно... и

невольно уважая его за стойкость. Так мы многие годы, каждый за свое

сокровенное, вели непримиримую борьбу. Но вот

пришел час, когда я мог уничтожить князя Шадимана, и я... не уничтожил. Было

время, когда князь Шадиман мог меня

уничтожить, и... не уничтожил. Он, подобно мне, испугался одиночества, испугался

пустоты. Я понял, что на смену блеску

ума, широкому воодушевлению придет глупость, алчность, себялюбие, - ибо знамя

князя Шадимана подхватила бы свора

шакалов для собственной наживы. С годами мы уразумели: не в нас причина,