Великий распад. Воспоминания - страница 24

. А в Корее не замедлил основаться под маской финансового агента надзирающий за корейским императором чиновник Витте (Кир Алексеев). Началась та погоня за счастьем России и славой ее царя, что окончилась на полях Манчжурии, в водах Цусимы и в Портсмуте.

Власть Витте была в своем зените. Но чем выше она была, тем более врагов рождала. Убийство Сипягина лишило его поддержки гр[афа] Шереметева. А назначение министром внутренних] дел Плеве столкнуло с врагом сильным и непримиримым. Судьбе угодно было, чтобы одновременно появился в Царскосельском дворце (на смену разночинцу Клопову) некий мечтатель Безобразов (бывший кавалергард). Выдвинул его боровшийся с Витте глава ведомства торговли и промышленности, вел[икий] кн[язь] Александр Михайлович". Мечты о величии России и собственной славе к тому времени приобрели у царя характер болезни. Безобразову, за спиной которого скрывалась группа великосветских дельцов, ничего не стоило довести эту болезнь до мании. В союзе с Куропаткиным, Алексеевым (наместником на Д[альнем] Востоке) и Плеве он склонил царя на авантюру на Ялу. Но Безобразов был человеком чистым и идейным (политический Рудин). Чего нельзя сказать о других членах его шайки. Этой шайке удалось втянуть царя в авантюру на Ялу и сбросить Витте^>100.

Царствование Николая II делится на две почти равные части. В первой, до революции 1905 года, он искал путей к славе, искал и самого себя; во второй – искал утерянного в первую половину царствования. Соответственно сему, менялись и влияния на царя. Самым длительным из этих влияний было влияние издателя «Гражданина» кн[язя] В. П. Мещерского.

Этот «шептун» двух царствований прошел через историю царизма метеором, силу и значение коего еще не оценили.

Свою роль в царствование Николая II кн[язь] Мещерский начал довольно нерешительно. Юного венценосца он совсем не знал. И венценосец этот не был посвящен в политические уроки, которые издатель «Гражданина» преподавал его отцу, его дяде (цесаревичу Николаю) и молодым отпрыскам царского дома. Будучи наследником, Николай II жил исключительно полковой жизнью (преображенцев, гусар, кавалергардов). Путешествие на Восток только поверхностно приобщило его к вопросам политики. Смертельная болезнь отца и страсть к невесте, Алисе Гессенской, наполнили его глубокой грустью и глубокой радостью. В этих разнородных переживаниях Николая II было не до политики. И потому первые шаги его как самодержца были робкими, почти детскими – в сторону наименьшего сопротивления. А наименьшее сопротивление в ту пору оказывало либеральное окружение царя (Витте, кн[язь] Оболенский, Волков, кн[язь] Ухтомский).

Кн[язь] Мещерский очень тактично дал схлынуть волне поверхностного либерализма и выждал в своем уединении неизбежного момента поворота. Поворот этот готовили граф Шереметев и Воронцов, поддержанные императрицей-матерью, в ту пору получившей исключительное влияние. Вознаграждая себя за долгую политическую пассивность, императрица Мария Федоровна ринулась в политику со всей импульсивностью своего живого темперамента. Способствовала этому полная политическая инертность ее невестки, императрицы Александры Федоровны^>101.

Дико застенчивая, по-институтски влюбленная, мещански сентиментальная и уже тогда тронутая крылом сгубившего ее мистицизма, эта немецкая «второго сорта» принцесса (Вильгельм II называл ее Alishen, а русская аристократия – «гессенской мухой») на престоле величайшей империи и в рамке всемогущества спряталась, как улитка, в раковину своего супружеского счастья и обывательского уюта. Как ни мало была политически подготовлена императрица-мать (все 13 лет царствования своего мужа – проплясавшая), она поняла, что безвольем ее влюбленного сына кто-нибудь должен воспользоваться, что Россией кто-либо должен управлять. В ту пору Витте, перешагнув из левого лагеря в правый, вернулся к гр[афу] Шереметеву и кн[язю] Мещерскому, помогших ему сломать шею либеральничавшего Горемыкина^>102.

Трио из Шереметева, Воронцова и Витте, возглавленное императрицей-матерью, выдвинуло на пост министра внутренних] дел самого известного из великосветских охотников и бонвиванов, дворянина старой марки, гастронома и милягу, егермейстера Дмитрия Сипягина (среди его друзей слывшего под кличкой «Митя Сипягин»). Час кн[язя] Мещерского пробил. Порванные со смертью Александра III нити между редакцией «Гражданина» и царским престолом связал близкий родственник и друг Мещерского, Сипягин. Ментор «отцов» стал ментором и «детей». Возглавлявшееся императрицей-матерью трио стало квартетом. А в квартете этом роль кн[язя] Мещерского, хоть и наименее заметная, стала наиболее существенной.