Великий тайфун - страница 7
«Костя!» — Виктор порывисто открыл дверь и побежал по каменным ступеням лестницы.
На третьем этаже, в одной из комнат, где вокруг канцелярских столов толпился народ, Виктор увидел сутулую фигуру Кости, сосредоточенно писавшего что-то. На нем была его неизменная темно-синяя косоворотка под тужуркой с голубыми петлицами. На столе лежала студенческая фуражка.
Один из стоявших возле Кости говорил:
— Организовать китайских рабочих будет не так-то легко.
— Конечно, нелегко, — не переставая писать, отозвался Костя. — Но надо. Во Владивостоке — тысячи китайских рабочих.
«Революция за работой», — подумал Виктор, протискиваясь к столу.
Из-за плеча человека, говорившего о трудностях профессиональной работы среди китайцев, Виктор стал смотреть на Костю… Нет, нет, слово «смотреть» тут не подходит — Виктор любовался Костей:
«Революция начала работать!»
Словно почувствовав на себе пристальный взгляд Виктора, Костя приподнял голову.
— Виктор! — Он бросил ручку на стол, вскочил со стула.
Они жали друг другу руки, смеялись, говорили что-то, и было в их словах и смехе, в их горячих взглядах столько искренней, почти детской радости, что окружавшие стол люди, зараженные их радостью, с улыбкой смотрели на них. Каждый понимал, что происходила не просто встреча друзей. Нет. Это была какая-то особенная, знаменательная встреча людей, связанных друг с другом более чем дружбой. «Наверное, и этот из тюрьмы», — подумал каждый о Викторе.
Однако друзья не могли долго изливать свои чувства. Вокруг стояли люди, пришедшие в Совет за разрешением вопросов, поднятых революцией со дна жизни. Вопросы эти не могли ждать.
— Не буду тебе мешать, — сказал наконец Виктор. — . Кто есть в городе из общих знакомых?
— Да все новые люди.
— Дела охранного отделения опечатаны?
— Принимаются.
— Кто принимает?
— Бадарин, комиссар охранного отделения.
— Вот так должность! А можно туда проникнуть, порыться в делах?
— Я напишу ему, — Костя взял клочок бумаги.
— Начальник охранного отделения, конечно, арестован? — спросил Виктор.
— Да нет. От него и принимаются дела.
— От полковника Гинсбурга? — в удивлении воскликнул Виктор.
— Тот богу душу отдал. Там другой.
— Другой! До сих пор не арестован?
— В городе почти никто не арестован, — ответил Костя. — Удалось добиться ареста начальника тюрьмы Высотского да генерала Шинкаренко. Помнишь их?
— Как не помнить! Дела у вас, я вижу… Ну, так я не прощаюсь, — сказал Виктор, кладя записку в карман. — Вечером зайду, поговорим.
— Приходи, приходи… часам к десяти.
— Хорошо… А насчет организации китайских рабочих — я пришлю тебе одного китайца. Запиши имя: Ван Чэн-ду, булочник.
Костя записал.
«Революция начала работать», — весело подумал опять Виктор, отходя от Костиного стола, на который снова со всех сторон навалились люди.
Виктор Заречный быстро шел по Пушкинской улице на Лазаревскую.
«Жаль, жаль, — думал он, — не придется повидаться с полковником Гинсбургом».
Бывший начальник охранного отделения полковник Гинсбург, которого так хорошо знал Виктор Заречный и который в свою очередь был осведомлен о каждом шаге Виктора, скончался еще до революции. Последней его «доблестью» был арест в августе прошлого года группы социал-демократов города Владивостока. В Петрограде были довольны ликвидацией революционного очага на Дальнем Востоке. Директор департамента полиции представил Гинсбурга к награде, но мания преследования, которой он страдал, быстро прогрессировала, и он умер в доме умалишенных. Его хоронили в мундире, при всех орденах. Человек в штатском нес крышку гроба на голове.
В глубине двора, под горой, стоял небольшой, оштукатуренный и побеленный дом под номером 19. Здесь прежде помещался полицейский участок. Жители этого района хорошо помнили пристава Кошелева, знали всю его подноготную: и то, что он жил «припеваючи», и то, что он выдал одну из своих рыжих дочерей (он сам был рыжий, и дети у него все были рыжие) замуж за владивостокского домовладельца, частного поверенного Рачкова, довольно темного дельца; и то, что Рачков ревновал свою жену к промышленнику-красавцу Сенкевичу; и то, что Сенкевич был облит серной кислотой каким-то проходимцем. И о многом другом, что касалось «деятельности» полицейского участка и пристава этого участка, знал каждый обыватель. Но когда из этого дома выехал полицейский участок и сюда водворилось охранное отделение, жители перестали знать, что происходило в этом небольшом домике. «Деятельность» охранного отделения была покрыта тайной. Домик этот со всем его содержимым попал теперь в руки революции.