Венец жизни - страница 10

Кое-какие деньги, нажитые на торговле опиумом, снова зажгли в муже надежду на «свое дело». Через немецкое посольство он связался с правлением немецкой фирмы «Гофман и К°», изготавливающей кондитерские изделия. Фирме нужен был лакричный экстракт — сладкое вещество, которое вырабатывалось из солодкового корня.

Фирма предложила Валениусу купить небольшой заводик у какого-то немца, проживающего в провинции Шаньси. Этот немец уезжал в Германию и свой заводик по производству лакричного экстракта продавал очень дешево.

Валениус сразу загорелся — это дело было как раз по нему. Анна давно поняла, что он по натуре крохобор и крупного дельца из него никогда не получится. Но он умел держаться и этим вызывал к себе доверие.

Заводик купили и уехали в провинцию Шаньси, глухое местечко близ города Тайюань.

Заводик был крошечный — десять человек рабочих, включая и мастера. Муж с жаром принялся за дело. Договорился с соседним помещиком о сырье. Помещик был хитрый, сразу увидел, что имеет дело с человеком, не сведущим в деле. Он согласился ждать плату за солодковый корень, но потребовал высокие проценты с прибыли. Валениусу ничего не оставалось, как согласиться на такие условия, — своих-то денег у него едва хватило на покупку заводика. Так что первая выручка за лакрицу пошла на расплату с помещиком и с рабочими.

Муж метался как зверь в клетке — денег, денег! Во что бы то ни стало! Иначе снова крах, снова скитания, бедность.

Он обращается к фирме, но фирма отказывает в займе: мол, сами еле-еле дышим, боимся прогореть, так как появились конкуренты из русских эмигрантов. Черт, мол, их нагнал сюда, все заполонили, Тяньцзинь превратили в ярмарку. Понаехало офицерье с награбленным в России золотом, драгоценностями, перепродают, спекулируют.

Пришлось снова обращаться к помещику. Три года Валениус пытался встать на ноги, но так и не встал. Под конец нечем было заплатить даже китайцам-рабочим, и они растащили все оборудование. Это был окончательный крах.

Продали заводик какому-то белогвардейцу и снова вернулись в Тяньцзинь. Заносчивый и самолюбивый Валениус строил из себя процветающего дельца: мол, дела идут блестяще, заводик дает крупные доходы, но для расширения дела не хватает некоторой суммы, совсем пустяк. Он бы охотно занял под хорошие проценты…

Тяньцзинь действительно наводнили русские эмигранты. В городе открылось множество кафе, магазинов, кабаре. Валениус свел со многими русскими дельцами знакомство, представлял Анну как дочь богатого русского купца, который обосновался-де в Харбине. Ему охотно давали взаймы крупные суммы.

— А как ты думаешь расплачиваться со своими кредиторами? — спросила однажды Анна.

Муж цинично ответил:

— Я не такой дурак, чтобы возвращать деньги. Вопрос чести и совести может стоять лишь в нормальном обществе, а в этом бедламе нужно хватать все, что плохо лежит.

Самым обидным было то, что он ее совершенно не стеснялся, будто она была пустым местом.

Назанимав крупные суммы денег, Валениус решил затеряться в Шанхае.

Блуждая в лабиринте улиц, Анна очутилась на углу коротенькой улочки рю Чу Пао Сан. Она соединяла две широкие параллельные артерии Шанхая — улицу Эдуарда Восьмого и рю дю Консуля.

Вот и еще одно памятное место из ее прошлого. Какая она тихая сейчас, эта знаменитая рю Чу Пао Сан. Впрочем, вон неверной походкой плетется к гавани матрос. Под глазом у него свежий синяк.

Эту улочку называют еще «Кровавой аллеей». Она совсем крошечная, но буквально набита матросскими кабаре. «Нью Ритц», «Чарльстон», «Мумм», «Монте-Карло», «Роз-Мари», «Кристалл»… Шестнадцать кабаре… От рю Чу Пао Сан до гавани два квартала, так что матросу, по прибытии его корабля в Шанхай, до «Кровавой аллеи» два шага.

Анна медленно идет вдоль улочки, пропитанной смешанным запахом еды, крепких напитков, табака, пота, пудры. Сейчас здесь не страшно: кроме рикш, никто не обращает на нее внимания.

У нее здесь был знакомый полицейский харбинец, русский, он всегда дежурил на этой улочке. Хорошо бы встретиться с ним и посоветоваться относительно квартиры. Однажды он помог ей хорошим советом.