Венецианская маска. Книга 2 - страница 10
— Проклятая дуэль! Если бы я хотя бы поддел на клинок этого Антонио Торризи, тогда, по крайней мере, было бы за что принимать такие страдания. Впрочем, лекари говорят, что со временем все пройдет, они призывают меня к терпению. А вот его, как известно, у меня никогда не было. Но зато у меня теперь достаточно времени, чтобы обдумать способ рассчитаться с этим мерзавцем в отсутствии его братца. Он мне за все заплатит! За все до последнего гроша!
— Что ты задумал?
— Это не твоего ума дело, к тому же ничего еще окончательно не решено. Потребуется время, много времени. А тебя не это должно сейчас занимать. Теперь ты дома, и мы снова можем позабавиться. Все это время я чувствовал себя не очень-то хорошо, я соскучился по тебе. А теперь ты даже можешь сыграть для меня и спеть. Теперь все изменится к лучшему, раз ты снова дома.
— А твоя мать тоже здесь?
— Сейчас нет. Она приезжала сюда поухаживать за мной, и ей даже пришлось чуть побороться за мою жизнь. Вот так-то! — он цинично ухмыльнулся. — Странно все, тебе не кажется? Особенно, если принять во внимание, что она меня никогда особенно не любила в отличие от ее любимчика Марко. Хотя и другие тоже не пользовались ее особой благосклонностью. Мне кажется, она понимала, что лучше уж мне сесть на престол во дворце Челано, чем этому пьянчуге Витале, странному типу Альвине или даже Маурицио, хотя у него мозгов хоть отбавляй, но сердце мягкое, как у бабы. А если уж говорить об этом Пьетро, что. заперся в монастыре, так он в ее списке всегда стоял на последнем месте. Кстати, он был здесь, но ты его не застала.
Элену весьма удивило это сообщение, ей было известно, что Пьетро намеренно не уведомили о смерти Марко, и он узнал о ней лишь после похорон.
— А зачем он приезжал в Венецию?
— А затем, чтобы все думали, что я уже одной ногой в могиле. Вот Маурицио и послал за ним в монастырь, а это не ближний свет, и он приехал. И не зря — он сумел спасти мой глаз. Так что, благодаря стараниям Пьетро и моей матушки, я выжил.
— И синьора смягчилась по отношению к нему после этого?
— Она? Да ни за что! Ведь он же совершил преступление, по ее мнению, появившись на свет тогда, когда она уже считала, что вышла из того возраста, когда рожают детей. Моя мать не из тех, кто прощает. Тебе следовало бы уже это понять.
— У Лавинии все хорошо?
— Все хорошо, только вот устала она ужасно. У матери случился небольшой удар, когда она вернулась домой после того, как ей пришлось за мной ухаживать, и он превратил ее наполовину в инвалида. Поэтому Лавинии и приходилось день и ночь следить за ней и ухаживать.
Рука Филиппо сжала ее ладонь, Элене тут же захотелось отдернуть руку, но она превозмогла себя. Филиппо поглаживал своим большим пальцем ее ладонь.
— Понимаешь, я пока не смогу быть для тебя настоящим мужем до тех пор, пока не пройдет эта проклятая боль в ребрах, но, я думаю, ты сможешь удовлетворить меня и так, как я учил тебя.
Услышав это, Элена от души пожалела, что рапира Антонио Торризи не смогла пронзить ему сердце.
Доменико вернулся, когда Елизавете исполнилось восемь недель. После концерта в Оспедале Мариэтта обнаружила, что он дома. Ее сердце подпрыгнуло, стоило ей только увидеть его. Доменико слегка осунулся за время путешествия, но это делало его еще красивее. Слова радости, высказанные им, вернули ее к действительности и не дали броситься к нему в объятия.
— Значит, у нас прекрасная дочь, Мариэтта.
Когда он, заключив ее в объятия, стал кружить по залу, она почти простила его за обман.
Никогда еще он не был с ней таким нежным и одновременно страстным, как в ту ночь. Заметив легкую перемену в ее поведении, он, не понимая истинной причины этого, всеми силами старался уверить ее в том, что счастлив стать отцом дочери.
— Если случится так, что судьба будет посылать нам лишь дочерей, — великодушно заявил он, — то Елизавета станет наследницей и главой дома Торризи. И пусть мне придется сражаться со всеми за то, чтобы в законодательство внесли соответствующее изменение.
— Нет! — встревоженная тем, что Доменико вполне мог отважиться на такой шаг, Мариэтта прижала палец к его губам. — Этому никогда не бывать! И не думай об этом! У нас еще будут сыновья. И, рано или поздно, у Торризи будет настоящий наследник.