Венера и воин - страница 66

– Клаудиус! – Алая краска залила ее щеки, и Клаудиус заметил это с лукавой улыбкой. – Что ты здесь делаешь?

Он склонился к ней и поцеловал ее в губы.

– Разве так приветствуют милого?

– Брось глупости. Именем всех богов Рима, ты рискуешь головой.

– Не бойся, я вижу, ты идешь к своей госпоже, доложи ей обо мне.

– Ромелии? – Пила подумала, что ослышалась.

– Да, Ромелии. Она попросила меня прийти.

Пила уставилась на него.

Клаудиус рассмеялся и снова ее поцеловал.

– Ты очаровательна, когда так растерянна. Действительно, Ромелия посылала раба к Лентулусу, и в самом деле существует договоренность между Ромелией и Лентулусом.

– Но зачем ты нужен Ромелии?

– Я подозреваю кое-что, но не хотел бы слишком забегать вперед.

– Это что-то плохое. Клаудиус, скажи мне.

– Нет, конечно нет. Лентулус освободил меня от тренировок и дал мне отпуск. Это означает, что в ближайшее время я не буду бороться на арене ни в Капуе, ни в Помпеях.

– Но что хочет от тебя Ромелия?

Клаудиус пожал плечами.

– Чего хотят богатые скучающие женщины от красивого молодого, имеющего успех гладиатора?

– Ты имеешь в виду…

Он кивнул.

– А теперь иди и доложи обо мне своей госпоже.

Пила, не чуя ног, побежала в покои Ромелии. Она поставила поднос на стол.

– Госпожа, прибыл гость. Он желает говорить с тобой.

Ромелия приподняла брови и лениво повернулась на своем ложе.

– Кто это?

– Я его не знаю, госпожа, он в парадной форме гладиатора.

Ромелия вскочила, как будто укушенная тарантулом.

– Это Клаудиус?

– Думаю, что его зовут так, госпожа.

Пила попыталась унять дрожь в голосе, Ромелия, правда, и не обратила на это внимания.

– Оставь лимонад. Быстро сюда мою шелковую одежду, украшения, а еще принеси кувшин с ароматным маслом для тела. Торопись. Надень на мои волосы диадему. Да двигайся же ты, деревянный чурбан! Друзилла-а-а!

Пила никогда еще не видела Ромелию такой взволнованной и нервной. Наконец Ромелия была накрашена и одета и улеглась в соблазнительной позе на ложе.

– Принесите вина с травами и блюдо, полное гранатов, но ждите перед дверью, вы меня поняли? Вы войдете только тогда, когда я хлопну в ладоши. А сейчас просите гостя войти.

Друзилла и Пила поклонились и покинули покои Ромелии. Пила опустила глаза, когда стояла перед Клаудиусом.

– Госпожа ожидает тебя, благородный гость, – прошептала она.

Друзилла держалась более открыто и с удивлением уставилась на Клаудиуса.

– Вот это мужчина! – вздохнула она, когда дверь за Клаудиусом затворилась.

Пила глубоко вздохнула. Друзилла явно ничего не заметила, однако Пила не знала, удастся ли ей и в будущем сохранить в тайне, что она не только знает Клаудиуса, но и его… да что, собственно говоря? Любит ли она его на самом деле?

Ромелия снова овладела собой и бросила на Клаудиуса ленивый холодный взгляд, когда он вошел в ее покои и склонился перед ней. На нем была роскошная парадная форма, как ему и приказал Лентулус. Только шлем он держал в руках. Ромелия протянула ему руку, которую он схватил. Нежно его губы скользнули по ее руке.

Дрожь блаженства пробежала по ее коже. Она кокетливо улыбнулась и указала на стул.

– Садись, Клаудиус. Твои блеск и сияние радуют мой взор. Я польщена тем, что такой избалованный победами гладиатор откликнулся на мой зов. Я надеюсь, что твою гордость не задевает, если женщина приглашает тебя к маленькому приключению. И, конечно же, я не первая, у которой возникло это желание.

Клаудиус с минуту сидел, прислушиваясь к отзвуку слов Ромелии. Глазами он ласкал ее тело.

– Не первая, но самая красивая, благородная Ромелия, – сказал он, и снова мурашки побежали по телу Ромелии.

– Ну, тогда будь моим гостем. Это будет тебе не в ущерб. Многочисленные радости ожидают тебя. Я приготовлю для тебя комнату в покоях для гостей, чтобы ты больше не жил в тесноте своей казармы, и, конечно же, я велела приготовить для тебя гражданское платье, чтобы тебе было удобнее. Хотя…

Она помедлила, казалось, она взглядом пожирает его.

– …этот роскошный панцирь будит во мне некоторые желания, но сейчас, дорогой Клаудиус, попробуй вина и фруктов.

Она громко хлопнула в ладоши, и обе рабыни, до этого стоявшие у дверей, вошли.