Верь мне - страница 9
Эта работа не была регулярной – иногда приходилось выполнять три или четыре задания, иногда вообще ничего. Большая часть работы Генри состояла в том, что он называл супружеской слежкой: следить за людьми, пытаясь поймать с поличным. «Большинство наших клиентов – женщины, – сказал однажды мой начальник. – Обычно они правы в своих подозрениях. Бывает, они замечают, что муж идет в офис в модной рубашке, а потом еще пишет, что задерживается на работе. Иногда речь идет просто о новом лосьоне после бритья. Или жена уже видела компрометирующие сообщения на его телефоне и просто хочет знать, как выглядит любовница ее мужа. Именно мужчины чаще всего оказываются не правы».
Когда Генри был копом, он работал под прикрытием, и теперь ему явно не хватает шумной возни тех дней. В течение долгих часов в городских автомобилях и холлах отелей, в ожидании наших объектов, Генри проводит время, рассказывая мне истории о его прошлых делах.
– Ты должна видеть сумрак. Преступники инстинктивно чувствуют, когда их презирают или боятся, так что ты должна заставить себя поверить в их картину мира. И это самое опасное – не пистолеты, не побои. Некоторых парней захватывает сумрак, и они уже не могут его отпустить.
Я говорю Генри, что он актер по системе Станиславского, хотя сам того не знает, и обмениваюсь с ним актерскими историями. Например, наше первое занятие, когда Пол попросил нас сыграть сцену из Ибсена. Я думала, мои сокурсники справились довольно хорошо. Затем Пол заставил нас повторить эту сцену снова, пытаясь при этом удерживать ручки метлы на ладонях. Под давлением двух заданий одновременно наша актерская работа развалилась на части.
– То, что вы сделали в первый раз, не было игрой, – сказал нам Пол. – Вы притворялись и просто копировали то, что делали другие актеры, но для вас это было нереально. Вот почему вы не смогли повторить то же самое, когда требовалось направить внимание на что-то другое. Сегодня я скажу только одну вещь, но она самая важная из когда-либо мною сказанных: не думайте. Игра – не притворство и не подражание. Ключ к разгадке в слове. Игра – это действие.
Генри думает, что все это чушь собачья, но я сама видела, как актеры в гримерке чихали и сопели от гриппа, но болезнь тут же исчезала, стоило им выйти на сцену. Я видела, как застенчивые интроверты становились королями и королевами, а уродливые – красивыми, красивые – отталкивающими. Что-то происходит. Что-то, чего никто не может объяснить. Всего на несколько мгновений ты становишься кем-то другим.
И это лучшее чувство, какое только можно испытать.
Манхэттен сегодня утром похож на съемочную площадку. В снегу образовались дыры от пара, лениво дымящиеся на солнце. Прошлая ночь оставила заметный след в конверте Генри, но я забегаю в продуктовый магазин, чтобы купить бейглы себе и Джесс. Когда я выхожу, кучка детей на улице валяет дурака. Они бросают снежки, я зачерпываю пригоршню снега и присоединяюсь к ним. Я не могу не думать: «Вот это да». Вот я и в Нью-Йорке, принимаю участие в эпизоде словно прямо из фильма и учусь в одной из лучших драматических школ в мире. Сценарий со счастливым концом.
Разве это свойственно только мне – чувствовать, что наблюдаю за собой в фильме о собственной жизни? Когда я спрашиваю друзей, большинство говорит, что этого у них нет, но они, наверное, лгут. Зачем еще становиться актером, если не для исправления реальности?
Даже если я только что вспомнила, что сцена, разыгравшаяся в моей голове – та, с нью-йоркским боем в снежки, – взята из отвратительного фильма «Эльф».
Войдя, я слышу голоса, доносящиеся из комнаты Джесс. Она разговаривает по скайпу со своим парнем Араном, который занимается рекламой в Европе. Я быстренько принимаю душ, проверяю, не слишком ли плохо выглядит жакет, а затем стучу в ее дверь.
– Завтрак, аренда и мисс Донна Каран, – бодро говорю я. – Есть рецензии?
Каждое утро Джесс первым делом заглядывает в интернет, чтобы узнать, не написал ли кто-нибудь о ней в блоге. Она качает головой:
– Никаких, но мой агент написал по электронной почте – у меня встреча с продюсером, видевшим шоу вчера вечером.