Вера Хоружая - страница 20

— Буржуазная печать обливает партию грязью. Вокруг трех наших товарищей ведется безудержная свистопляска. Мы должны реагировать. Не имеем права молчать. Народ должен знать правду.

— Что же ты предлагаешь?

— Вот проект воззвания. Если он подойдет, отпечатаем и распространим.

Стали читать фразу за фразой. Дошли до места, где упоминались подпольщики, готовившие уничтожение провокатора.

— А как быть с ними? Нужно ли называть их в листовке по именам? А может, дефензива до сих пор не знает, кто они. Тогда мы окажем плохую услугу им.

Решили фамилий не указывать. Трое рабочих — это и правильно, и исчерпывающе. Партия их не забудет, придет время, и их имена станут широко известны.

С небольшими поправками воззвание было одобрено секретарями ЦК. А через пару дней трудящиеся Западной Белоруссии читали пламенные слова, написанные Верой Хоружей.

Вера находилась в самой гуще политической борьбы и со всей присущей ей страстью осуждала оппортунистов, которые сбивали трудящихся с правильного пути борьбы за свое освобождение.

Дел у Веры прибавилось. Оправдались ее опасения в отношении Гурина-Морозовского, который еще в ноябре 1924 года сколотил антипартийную националистическую группу раскольников[9].

При очередной встрече она напомнила Стефану их разговор в Минске о Гурине, хотя сама понимала, что теперь это ни к чему. Коль он уж докатился до политической борьбы с партией, его нужно разоблачать до конца. И она разоблачала его на всех собраниях коммунистов и комсомольцев.

Участвуя в работе III съезда Коммунистической рабочей партии Польши, который проходил с 14 января по 4 февраля 1925 года, Хоружая внимательно слушала все, делала пометки в маленьком блокнотике своим, только ей понятным шифром. Тому, чье выступление считала правильным, аплодировала, с чьим была не согласна, жирной чертой подчеркивала слова его речи в блокнотике.

Когда представитель Компартии Западной Украины выступил с позиций правых уклонистов, Вера направила в президиум записку: «Прошу слова. Брестская».

Ей тут же его предоставили. Говорила она по-белорусски. Сначала обрушилась на предыдущего оратора.

— Он рассуждал на этой трибуне как типичный правый оппортунист! Оппортунисты, как известно, не верят в силы партии, не верят в то, что партия может повести за собой трудовое крестьянство. Да, раньше мы были плохо связаны с деревней. Но партия нашла правильный подход к душе крестьянина. Мы объявили антиналоговую кампанию, и трудовые крестьяне поддерживают нас. Мы научились руководить ими в борьбе с правительством. Наша партия стоит во главе масс, получила их доверие. Не видеть этого значит ничего не видеть и не понимать. Это свойственно правым оппортунистам.

Потом перешла к другому вопросу:

— А теперь о молодежи. Часто в округах случаются недоразумения между партийцами и молодежью. Наши партийные товарищи много говорят о провокаторах, о необходимости борьбы с ними, но не пользуются помощью комсомольских организаций в борьбе с ними. Нужна координация в деятельности партийных и комсомольских организаций. Для руководства молодежью надо отбирать наиболее развитых и деятельных работников, а получается так, что часто посылают слабых, которые своей бездеятельностью, неумением и незнанием дела принижают партию в глазах молодежи. Мы надеемся, что партийные организации возьмут курс на большевизацию молодежи.

На съезде все острее и острее развертывалась борьба взглядов, направлений. Вера вынуждена была еще раз просить слова и еще раз напоминать, что оторванность комсомола от партии еще слишком велика и необходимо укреплять комсомол, усиливать партийное руководство им. Это больше всего волновало ее, потому что сегодняшние комсомольцы — это завтрашние коммунисты, и от их политической подготовки, закалки будет зависеть будущее партии.

Во второй своей речи она высказалась за единый фронт прогрессивных сил, который позволил бы вовлечь массовые организации в революционную борьбу, одновременно решительно разоблачать партии, которые изменяют рабочему классу.

После съезда ей разрешили встретиться с родными. Казалось, на крыльях летела она в Марфино, где жили мама, сестры — Надя, Люба и брат Василий. Появление ее в доме было неожиданным и радостным. Родные не знали, куда ее усадить, как лучше приветить. А она жадно набросилась на них с расспросами. Времени в ее распоряжении было мало, а знать хотелось так много — о каждом из близких (по нелегальной почте обо всем не напишешь и все не спросишь) и вообще о жизни в Советской стране. Ведь это самый дорогой капитал для коммуниста-подпольщика.