Вера Павлова в Журнальном зале- 2013 - страница 4
Господи, Ты — слово.
Я — буква твоя.
Дай же мне, даждь ми силы
не в колыбель, не в кровать —
в землю укладывать милых,
сорной травой укрывать.
* * *
До одури, до могилы
охотится словолов
за словом такой силы,
что треснут стёкла очков
у критика, что читатель
поверит — любовь не зла,
что скажет Жизнеподатель:
ладно, твоя взяла.
* * *
Христос воскресе
Гитлер капут
военны песни
внуки поют
от силы помнят
первый куплет
прошло неполных
семьдесят лет
* * *
Попросили благословения по Скайпу.
Сообщили о помолвке в Фэйсбуке.
Выложили в Ютьюбе свадьбу.
Скринсейвер Писи — внуки:
мальчик и… тоже мальчик.
Эсэмэска: Приедешь? — Приеду.
Смайлик. Сердечко. Смайлик.
Подарить им, что ли, по айпэду?
* * *
Дети делают деньги,
делают день-деньской,
увлечены по-детски
детской своей игрой:
цифры рисуют криво
детской своей рукой,
сотню один рисует
и миллион — другой.
А за стеной, в прихожей,
тоже увлечены,
в поисках денег карманы
выворачиваем мы,
плоско шутя на тему
посоха и сумы.
Нет, на метро не хватает.
Дети, дадите взаймы?
http://magazines.russ.ru/znamia/2013/9/1p-pr.html
Опубликовано в журнале:
«Арион» 2013, №2
читальный зал
Вера Павлова
Отложи на потом
***
Книга: сновиденье
и сонник — два в одном.
Что лучше чтенья? — Чтенье
вдвоем, вслух, перед сном.
Утолит ли жажду
соленая вода?
Пушкин снился дважды.
Онегин — никогда.
***
Облака. Водоем.
Поплавок непотопляем.
Мы пока поживем.
Мы потом поумираем.
Родилась. Умерлась.
Эй, возвратная частица,
умирающим всласть
разрешают возвратиться?
***
Ночь сновидцу не темна.
Сновиденьеведка,
на полях седьмого сна
делаю пометки:
это — выписать в тетрадь,
явно пригодится,
это — мужу рассказать,
если он приснится.
***
Холмы такие зеленые, что — синие,
небо такое синее, что — зеленое,
море такое зеленое, такое синее,
что я не помню, о чем я всю ночь плакала.
***
Баю-баю, бабушка...
Стилем баттерфляй
уплывает бабочка
по теченью в рай:
светлые излучины,
тишь да благодать...
Бабочки научены
под водой летать.
***
Между первой и второй
чашкой кофе
перерывчик небольшой —
в восемь строчек:
не успеешь записать,
как с галерки
их освищет, закипев,
глупый чайник.
***
Муза, трудный подросток,
ты просто отбилась от рук:
среди пустых вертихвосток
находишь себе подруг,
шпионишь в родительской спальне,
к снам подбираешь ключи
и разглашаешь тайны,
не зная, какие и чьи.
***
Там, где кончается Еще
и начинается Уже,
белеет в темноте плечо,
по межлопаточной меже
стекает ночь. Летите, сны,
игрушечные корабли,
к обратной стороне Луны
с обратной стороны Земли.
***
муравей в рукаве
стрекоза на Рабле
человек на траве
на земле на Земле
у Земли на груди
спит свернувшись клубком
погоди не буди
отложи на потом.
***
Тело оставив постели,
очнусь в невесомом посттеле —
и к зеркалу: хороша,
нарядна, румяна душа,
а тело в постели — нет:
былой красоты и след
простыл... Красоту былую
в запекшийся рот целую.
***
В семь часов уже темно.
С книжкой в кресле нежишься.
Желтый лист влетел в окно,
попросил убежища.
Нелегала приюти
и найми закладкою.
Книга, что там впереди?
Послесловье краткое.
***
Выйдя из пены белья,
самозабвенно
кутаясь, как в соболя,
в мыльную пену,
празднуй, Венера в мехах,
гордую зрелость!
Вот и осилила страх.
Вот и согрелась.
***
В тот день, в картинной галерее,
из рам тяжелых, золотых
портреты на меня смотрели
внимательней, чем я на них,
чем ты — на юную красотку,
она — на фотоаппарат.
Из скольких взглядов воздух соткан!
Холст. Масло. Триста лет назад.
***
И только в гостиничном зеркале
увидишь, что — постарела.
Дoґма зеркало не замечает
маленьких изменений,
дoґма зеркало привыкло
заискивать, угождать, унижаться,
ослепленное любовью.
А в гостинице зеркало равнодушно
и надменно. Его не подкупишь
жалкими чаевыми.
***
дельфинья
улыбка
Джоконды
***
Вечнозеленые желтеют,
но не по осени, не скопом,
не наизусть, не по привычке,
не утешаясь, что на время,
но тяжело, но удивленно,
стыдливо, тускло, неумело.
***
Я знаю, как всласть
вдыхать-выдыхать,
как гласные прясть,
согласные ткать,
я знаю, как вить