Верхом за Россию. Беседы в седле - страница 22

Но то, что мы смогли это сделать благодаря определенным изобретениям, разрушило все главные расчеты английского военного плана. Если англичанам теперь потребовалось более четырех лет вместо одного года, чтобы нанести нам поражение, то им пришлось погнать на бойню — чтобы предотвратить досрочное крушение своих союзников — теперь также их собственных сыновей и пожертвовать их богатством, потеряв тем самым свое первенство среди белых наций. Так много за один раз! Война, которая началась как английская, закончилась как американская. Англичане проиграли ее, как и мы, только не нам, а — как и мы — Америке, и это было дорого. Объявление Англией войны в 1914 году было основано на ошибочных предпосылках, вступление Англии в войну было результатом гигантского просчета. Они хотели выиграть войну в Чили и проиграли ее на плодородных равнинах близ Магдебурга. Естественно, не буквально. Они только переплатили за нее — типичная Пиррова победа — и они переплатили за нее во много раз больше, чем следовало. Но кто платит слишком много, тот проигрывает.

На этот раз они хотят выиграть войну в Атлантике и проиграют ее в России — нам или тем, на той стороне. Но они, британцы, проиграют ее. Это им и в этот раз тоже стоило бы меньше, если бы мы стали победителями, а не те. Ибо если бы мы стали победителями, то это были бы также действительно мы; а мы, мы ведь ничего не хотим от англичан — ни их остров, ни их флот и ни их империю. Если мы, однако, не побеждаем, то побеждают их союзники, и они получат все их наследие, всюду, по всему миру. Англичане тогда не найдут никого, кто поддержал бы их в попытках удержать их мировую империю. Только мы сделали бы это — они были бы тогда нашей подстраховкой, как и мы для них.

Почему же они вновь размахивают бумерангом? Если уже не по экономическим причинам, тогда, например, от страха перед правдой? Они очернили нас, оклеветали, еще до 1914 года, и позже еще больше. Они знают, что победители всегда правы. Боятся ли они, что мы сделали бы в данном случае то же самое? Боятся ли они, что мы могли бы тогда бить в большой колокол, рассказывая о том, что они делали в Индии, в Ирландии, в Судане, в Опиумных войнах и еще повсюду? Боятся ли они, что мы могли бы напомнить миру о Бурской войне, об ее концентрационных лагерях — слово английское — и о многих тысячах погибших там женщин и детей? Или о лорде Клайве, который привязывал бедных индийцев к жерлам его заряженных пушек, или даже о Кромвеле, который приказал массово сбрасывать ирландцев в скалистые ущелья, без оглядки на их возраст и пол?

Но откуда этот страх? Ведь обо всем этом мир прекрасно знает и без нас. Только вот в чем дело — он не говорит об этом. Считается неприличным, неуместным говорить о преступлении Англии. Это просто не элегантно, до тех пор, пока англичане и их друзья играют первую скрипку. Все же, преступления совершают только побежденные! Больше того: англичане выиграли ту первую войну с такими жертвами тоже не для того, чтобы мы выиграли ее теперь. Допустить это — так они думают — значит, согласиться, что первая война была ошибкой. То есть, для них речь идет о том, чтобы не потерять лицо. Ради этого больше, чем ради всего другого. Их прошлое принуждает их, чтобы они победили, и при этом любой ценой.

Что еще могла бы принести им эта война? Большую личную свободу? Больше уважения в мире или какую-нибудь привлекающую их добычу? Нет, ни то, ни другое! И, тем не менее, они ставят на карту их мировую империю, да еще и остаток их морского господства, и остаток их богатства. Можно было бы сказать, что они выиграли бы, во всяком случае, большую свободу действий, большую свободу дыхания. Мы были слишком близки к ним, чтобы нам позволили стать могущественными. Блокада должна была наглядно показать нам, что мы всегда будем зависеть от них, должны навсегда оставаться зависимыми от превосходства их флота. Но смогут ли они после этой войны еще позволить себе такой флот? То есть, хорошей сделкой все это вряд ли может стать для них. Об этом не может быть и речи. Речь идет об их лице, не об их совести. Совесть была бы на их месте только у нас.