Вернейские грачи - страница 45
— Так, так… — госпожа Фонтенак с интересом слушала Антуана, обратив к нему восковое ухо.
Американцы! Сколько их появилось во Франции… И военных и штатских… Вот и госпожа Кассиньоль хвалилась, что у нее в пансионе воспитываются богатые молодые американки. У них там, за океаном, мода на все французское… И с каким рвением они вывозят из Франции все, что считают ценным. Хорошо бы продать им Рембрандта. Если и обнаружится подделка, картина будет уже далеко… Пьер рассказывал, как отлично его принимали в Америке. Он запросто беседовал даже с высшими сенаторами, был в Белом доме. О, Пьер — малый не дурак! Знает, где искать свою выгоду. В этом отношении он пошел в нее, в мать… В последний приезд Пьер сказал: «Пусть немцы, пусть американцы, не все ли равно? Деньги не пахнут! Работать можно со всеми, только не с красными!..»
Раньше Пьер охотно бывал в Вернее, в своем родовом старом замке. Но с тех пор как рабочие «Рапида» стали коситься на него и даже угрожать, он избегает показываться в здешних местах.
Госпожа Фонтенак пожевала губами: американцы… американские продукты… яичный порошок, сало, колбаса… Кстати, о продуктах: надо бы съесть чего-нибудь перед приходом этого американца.
— Антуан, что у нас на завтрак? — томным голосом осведомилась она.
— Яичко, сударыня, — сказал слуга. — Прикажете всмятку или в мешочек?
— Всмятку. И… дайте побольше хлеба, — попросила госпожа Фонтенак.
Пока Антуан приготовлял завтрак, хозяйка замка с волнением думала, удастся или не удастся сбыть американскому любителю искусства фальшивого Рембрандта. Госпожа Фонтенак хорошо помнила, как однажды в замок приехал приглашенный ее супругом известный знаток искусства Родэ и как господин Фонтенак уговаривал его за большую сумму выдать сертификат «Рембрандту».
— Не могу, господин Фонтенак, это против моей совести, — сказал тогда Родэ. — Мои сертификаты потому и ценятся на весь мир, что я ни разу не выдал фальшивку за настоящее произведение мастера. А ваш Рембрандт — просто дурная копия, произведение досужего мошенника, который хочет обмануть доверие любителей искусства…
Так Родэ и уехал, не дав сертификата. Вот тогда-то и помог Пьер.
Рембрандт? Дорогой мамочке нужно засвидетельствовать происхождение этой мазни? Да это очень просто! Пусть мама обратится от его имени к господину Морвилье, управляющему заводом. Это деляга, человек на все руки. А что касается молчаливости — просто клад!
И господин Морвилье смастерил вполне приличный на вид сертификат, придал ему с помощью различных кислот вид древнего документа, снабдил восковой печатью и размашистой, неразборчивой подписью. Словом, сделал все возможное, чтобы затуманить головы тем, кто не слишком хорошо разбирается в живописи. Вот и год он поставил тысяча шестьсот тридцать седьмой. Вполне почтенный год, когда талант Рембрандта находился в самом расцвете…
— Завтрак подан, — доложил Антуан.
Госпожа Фонтенак перешла в столовую — огромную комнату, где даже летом от стен несло сыростью и холодом. В распахнутые окна были видны серые и красные черепичные крыши городка, лежащего внизу, большие каштаны во дворе замка и синеющие горы вдали. Горный ветер шевелил свисающие обрывки шелка, которым некогда были обиты стены столовой. На огромном фарфоровом блюде сиротливо лежало одно-единственное яйцо. Владелица замка схватила со старческой жадностью хлеб, пододвинула солонку и только было взялась за яйцо, как снова вошел Антуан.
— К вам господин кюре.
Старуха досадливо сморщилась:
— Опять к завтраку! Что же мы ему дадим, Антуан?
— Посидит и так, — проворчал Антуан, который ни за что в жизни не отдал бы второе яйцо, припрятанное для себя, — невелика птица!
Антуан терпеть не мог кюре Дюшена — частого гостя в замке. Что понадобилось этому чернохвостому? Неспроста он сюда повадился! Уж не вытягивает ли он из старухи деньги на церковь? Эти скряги в конце концов всегда оказываются в ловушке у попов!
— Но это же неловко, — тянула госпожа Фонтенак. — И потом он увидит мой завтрак и непременно насплетничает начальнице пансиона, что было на столе. Госпожа Кассиньоль может сделать нежелательные выводы…