Вернейские грачи - страница 53

У самого своего лица старая хозяйка увидела глаза Вэрта — светлые, острые, ледяные. И снова госпожа Фонтенак явственно ощутила знакомый запах: запах политических интриг, тайных сговоров! Как давно ее старый нос не обонял этого запаха и как страстно она его любила!

— Ну, конечно, — сказала она, трепеща от восторга. — Мой дом к вашим услугам, сэр. К счастью, мы живем далеко от города, на отлете. Слуг никаких, кроме Антуана, который душой и телом предан моему семейству.

— Отлично! — Вэрт щелкнул каблуками, откланиваясь. — Итак, до ближайшего свидания.

Кюре, почтительно пожимая руку офицеру, сказал напыщенно:

— В вашем прибытии сюда виден небесный промысел, сэр.

— Вы просто трогательны, отец мой! — отозвался Вэрт.

Только когда Вэрт вышел из галереи и во дворе послышался гудок отъезжающего автомобиля, госпожа Фонтенак вспомнила о Рембрандте, который так и остался некупленным.

— Сколько же он дал вам за картину? — спросил Антуан, появившийся тотчас по уходе американца.

— Ах, Антуан, не спрашивайте, я ничего не могу вам сказать, — вздохнула старуха.

По выщербленной, поросшей травой замковой лестнице, украшенной статуями, у которых не хватало то рук., то голов, то носов, Ксавье и Витамин спускались во двор. Оба были хмуры, недовольны. Девочка пугливо косилась на запыленные окна замка, как будто боялась, что за ними вот-вот снарядят погоню. Она даже ускорила шаги и принялась перескакивать через две ступеньки, чтобы поскорей выбраться из этого неприветливого жилья. Очутившись на предпоследней площадке, она оглянулась, убедилась, что никто их не преследует, и, дождавшись мальчика, отчаянно зашептала:

— Что ты наделал, Ксавье? Ах, что ты наделал! Зачем ты показал тетрадь? Помнишь, ребята предупреждали нас… Я тебе говорила, не надо сюда ходить! Почему ты меня не послушал? Ах, почему?

— Да я ему не давал тетрадь! Он просто вытянул ее у меня из рук! — взволнованно оправдывался Ксавье. — И кто знал, что так выйдет? Я ведь думал, нам здесь хорошо дадут, старуха раскошелится, и мы принесем больше, чем Клэр…

— Ах, Ксавье, я очень боюсь! Что-то здесь есть такое… Я не могу сказать что, но я чувствую какой-то подвох. Этот американский офицер, старуха и священник… Почему они сначала кричали на нас, а потом дали денег? А помнишь ты, как американец читал тетрадь?

Ксавье и сам досадовал на себя. Однако ему во что бы то ни стало хотелось успокоиться и успокоить свою маленькую подругу. Он похлопал себя по груди, там, где у него лежали собранные деньги.

— Ладно, Витамин, что сделано, то сделано, и нечего разводить панику. Тебе всегда чудятся разные страхи! В конце концов важно одно: они дали нам сто франков, и ребята наверняка скажут нам спасибо! — И Ксавье ухарски съехал по мраморным перилам.

Но девочка, по прозвищу Витамин, продолжала смутно тревожиться.

В Гнезде давным-давно позабыли настоящее имя Витамин. Прозвище, данное ей за любовь к растениям, накрепко приросло к ней. Странная это была девочка. Застенчивая, некрасивая, с прямыми светлыми волосами, которые были для нее причиной постоянной грусти: она так мечтала о длинных вьющихся волосах! И потом эта вечная мысль о собственной ненужности и никчемности.

— Я такая никчемушная. Я никому-никому не нужна и не буду нужна никогда, — часто повторяла она, когда ей что-нибудь не удавалось.

— Чепуха! Ты нужна мне, Матери, всем нам, — пробовала убедить ее Клэр — ближайший ее друг.

В ответ Витамин только безнадежно качала головой.

Но иногда что-то загоралось в девочке, свет разливался по ее бесцветному личику. И Витамин вдруг начинала говорить окрепшим звонким голосом, у нее находились какие-то необычные слова, необычные мысли. Это бывало, когда что-нибудь глубоко трогало ее, касалось ее друзей, Матери, Гнезда.

— Я вот думаю, не зайти ли нам еще к Леклеру, — сказал Ксавье с подчеркнутой беспечностью. — Его ферма как раз по дороге. Вдруг возьмет и тоже отвалит пару сотен?

Витамин замахала руками.

— Что ты, что ты, Ксавье! — торопливо заговорила она. — Ты просто сошел с ума! Идти к Леклеру?! К этому спекулянту? Клэр говорила, чтобы мы к таким и не совались! Мать слышала, как Леклер в мэрии прямо из себя выходил, когда пошла речь о Конгрессе Мира.